Светлана Пономарева - Фото на развалинах

— Елисей, это ты? — послышался Алискин голос.

— Да!

— Елисей, помоги мне, — заревела Алиска, — я таблеток наглоталась, мамы нет, «скорую» хотела вызвать, а мне говорят — чтобы взрослый позвонил. Мне страшно!

— Дура, — проорал я, — дура, дура, идиотка! Быстро иди в туалет и сунь два пальца в рот. Или иди к соседям. Быстро!!! Ты меня слышишь? Бегом!!!

Алиска что-то вякнула и положила трубку.

Я остался стоять с пикающим телефоном, среди обрывков фотографий любимой до сегодняшнего дня девушки. Меня окружал фальшивый Рахманинов и пустота. Со всех сторон. И в этой пустоте непонятно откуда появился голос историка. Голос говорил про разрушение и про то, что на обломках возникает новое. Я мог разрушиться сейчас, я это чувствовал. Даже если не прыгать в окно, даже если ничего не делать, от меня могло ничего не остаться. Потому что природа создавала человека слишком давно, и тогда она сделала это с любовью, но вся любовь износилась со временем. Превратилась в дешёвые пиратские копии… И моя копия истёрлась до дыр. Но я мог и выжить, если сделаю что-то. Что-то, чего бы раньше не сделал. Что-то хорошее. Тогда замкнутый круг, в котором я нахожусь, рухнет. Пустота исчезнет. И потом всё как-нибудь наладится. Голос историка был словно мостик через ничто. Потому что историк хорошо ко мне относился. Он действительно хотел мне помочь.

— Он хотел, чтобы у меня всё было хорошо. И я хочу, чтобы всё было хорошо. Я хочу жить. Я не хочу свихнуться из-за того, что любимая девушка оказалась жестокой… Я сам таким был. Был жесток к человеку, который меня любит… К единственному человеку, которому я на самом деле очень-очень нужен. Я был бесконечно виноват перед Алиской. А если она умрёт???

Я быстро набрал Алискин номер. Она взяла трубку сразу.

— Открой входную дверь на всякий случай, — сказал я, — и пытайся вызвать рвоту. Я бегу к тебе. Ты слышишь?

Так было правильно. Алиске было плохо из-за меня. Когда я писал план, я просчитался, я не подумал, что глупая Зеленина — живой человек. И он может думать, чувствовать и даже умереть. Из-за меня.

Через пять минут я уже бежал по скользкой улице спасать девчонку, которая раньше мне была совсем не нужна.

Как-то всё, что было до этого, вылетело из головы. Весь сегодняшний день, событий которого хватило бы и на полгода, и историк, и мать, и Наташа. Я очень быстро добежал до Алискиного подъезда, взлетел на ступеньки, поскользнулся, грохнулся коленом и, прихрамывая и чертыхаясь, понёсся по лестнице. Дверь я ударил плечом, и она, как и ожидалось, распахнулась, громко стукнувшись об стену в коридоре.

— Алиска! — громко крикнул я и, не дожидаясь ответа, пошёл в ванную. На полу за мной оставались грязно-снежные следы.

Алиска обнаружилась именно там. Она сидела на корточках, лицо у неё было бледное и зарёванное. Увидев меня, она снова разрыдалась:

— Лесь…

— Елки-палки, что же вы все такие мокроглазые? — я присел рядом.

— Сделала, что я сказал?

Алиска энергично закивала головой.

— Вышли таблетки?

Алиска ещё раз покивала.

— Воду после этого пила?

— Нет, — выдавила из себя Алиска.

— Пойдём на кухню, желудок надо промывать хорошо, а то мало ли.

Я протянул руку, подхватил Алиску и силой поставил её на ноги. Затем так же силой потянул на кухню, включил кран и набрал воды в первую попавшуюся чашку. Алиска замотала головой, но я поднёс чашку к её губам и заставил пить.

— Ну ты и дура, — говорил я, пока она глотала. — А если бы я не пришёл? Если бы я тебя послал нафиг? В гроб скорее захотелось? Ладно, я — сволочь, а вдруг бы тебе попался потом хороший парень?

— Я тебя люблю, — простонала Алиска, отстраняясь от чашки. — А ты любишь Наташу.

— Я никого не люблю, — пояснил я. — Совсем никого.

— Ты целовался с Наташей, — говорила Алиска, а я уже тащил её обратно в ванную. — Значит, ты её любишь, а я тебе совсем не нужна.

Против этого возразить было сложно. И я сказал:

— Думай, что хочешь, только потом, а сейчас снова два пальца в рот. Я в коридоре подожду.

Прикрыв дверь ванной комнаты, я, наконец, стянул куртку, разулся и, кинув обувь к порогу, пошёл на кухню. На кухне налил чайник и поставил на плиту. Затем отправился к неудавшейся самоубийце. Эмоций уже не было, была только прямая задача — помочь этой дурочке. Эту задачу я и выполнял, как мог.

— Не получается, — сообщила Алиска.

— Плохо стараешься или мало воды выпила. Ещё чашку?

— Не надо, пожалуйста, — жалобно попросила Алиска. — Мне уже лучше.