Владимир Тучков - Фотография Женечки Пономарева

Холодное ноябрьское солнце клонилось к закату. С высокого волжского берега далеко окрест разносились предсмертные вопли Женечки Пономарева, медленно переходящие в стоны души, насильственно разлучаемой с теплым телом. У рыб, проплывающих мимо, от ужаса в жилах стыла кровь.

А все начиналось так прекрасно. Чисто и возвышенно. Четверо друзей, очень близких друзей – интимных, – перешагнув тридцатипятилетний рубеж и оставив за пока еще крепкими мужскими спинами гиперсексуальность со свойственной ей красивой, но губительной дурью, возжелали осмысленного существования. Чтобы не как горный ручей, разбрызгиваясь на голых скалах. А полноводной равнинной рекой, у которой достаточно времени и на собственные размышления, и на то, чтобы навеять путнику простейшую истину: жизнь – это не фокус, не шулерский трюк, а нечто гораздо более достойное. Чтобы без опостылевших гей-баров, где нет ничего, кроме похоти и фантастически дорогой выпивки. Без ток-шоу, без гей-парадов, без аффектации фестивалей и прочих попыток экспансии.

Зачем экспансия? Какая, к чертовой матери, экспансия, когда в этой стране еще лет триста будут криво смотреть на все, что хоть немного отличается от общепринятых норм, утвержденных уставом гарнизонной и караульной службы?

И эти четверо – Андрей, Илья, Рифат и Левушка – выстроили просторный дом, рассчитанный на долгую и счастливую жизнь. В Нижегородской области. На берегу Волги, в тех краях вполне уже полноводной. На отшибе. Чтобы от греха подальше.

Получилась крепкая и здоровая семья. Не в том смысле, что вичевых не было. Нет, не в том дело. Обходились не только без наркотиков, но и алкоголя почти не требовалось. Поскольку в их семье существовал культ крепкого тела. Не ради абстракции или из-за боязни болезней. Просто они любили друг друга. И каждый понимал, что, лишившись привлекательности, можно потерять и любовь. А ощутить, что тебя порой потрахивают лишь из чувства долга, а то и из милосердия, это для каждого из них было бы непереносимо. Такое психологическое уродство возможно лишь в кругу алкоголиков, но никак не гомосексуалистов – людей с очень чувствительными душевными мембранами.

Крепость и здоровье семьи, естественно, невозможны и без приемлемой материальности. И тут у них тоже было все в порядке. Андрей был модным дизайнером. И при наличии Интернета, который с огромной скоростью гоняет туда-сюда визуальные файлы, он мог и на диком брегу Волги получать солидные переводы из глянцевых журналов, из нуждающихся в эффективных товарных знаках фирм-производителей, из штаб-квартир политических партий.

Илья был фотографом. Точнее, выдавал себя за фотографа. В действительности же при помощи компьютера он делал виртуозные мистификации, отображавшие интимную жизнь звезд. Вполне понятно, что такая работа оплачивалась весьма достойно.

Рифат в свое время удачно поиграл на бирже. И теперь мог вполне комфортно жить на проценты.

Что же касается Левушки, то в грубом материальном плане он был олицетворением народной мудрости, настаивающей на том, что в семье непременно должен быть урод. Лёвушка, частенько впадая в состояние творческой одухотворенности, писал дилетантские пейзажи. Конечно, было в них какое-то неизъяснимое очарование. Однако уловить его удавалось лишь друзьям и никому более.

Человеку – якобы человеку, – который убежден, что естественная жизнь заканчивается сразу же за Московской кольцевой автодорогой, трудно поверить в счастливость пути, избранного героями нашего оптимистичного повествования. Для того чтобы опровергнуть такого рода якобы-человеков, сообщаю: медовый месяц у этой великолепной четверки продолжался три года.

Конечно, этот социальный феномен стал возможен прежде всего потому, что они любили друг друга. Это во-первых.

Во-вторых, четверо возлюбленных – это гораздо более устойчивая группа, чем банальная разнополая пара. Поскольку в данном случае, как явствует из законов непогрешимой комбинаторики, возможны несколько различных связей. Если одни ослабевают, то усиливаются другие. Скажем, А, устав от И, начинает проявлять повышенный интерес к Р и Л, а Л меняет Р на И. И т. д., и т. п.

В-третьих, как утверждают пифагорейцы, у цифры 4 гораздо больше достоинств, чем у банальной диады, то есть цифры 2. Главное из них – неимоверная сопротивляемость деструктивным силам.

В-четвертых, никто героев нашего повествования, неторопливого, как воды великой русской реки, из Москвы не гнал. Они сами, добровольно, осознав весь ужас продажного и развратного города, где, несомненно, мэр Лужков и придворный скульптор Церетели совсем скоро воздвигнут рядом с Петром Первым Георгия Победоносца, поражающего копьем гомосексуалиста, покинули его враждебные пределы.