Вано Урджумелашвили - Суворовцы

Эх, вот если бы заиграли грузинский танец, тогда бы я им показал своё искусство!

Вдруг ворота открылись, и вошли школьницы.

Впереди — две женщины… Видно, учительницы. У девочек в руках цветы.

Я с любопытством смотрел на вошедших во двор, нетерпеливо разыскивая глазами девочку с красным бантом. Долго я оглядывался кругом, долго искал её. но напрасно.

И вдруг…

Не думайте, что я очень уж люблю это слово «вдруг». Что же мне делать, если многое случается со мной неожиданно!

И вдруг я увидел её. На душе стало легче. Я успокоился и во весь дух помчался к клубу.

Вот я уже в зале, сверкающем огнями. Народу видимо-невидимо. Яблоку негде упасть. Я был ошеломлён шумом, говором, смехом, приветствиями.

Суворовцы и пришедшие в гости девочки стоят группами. Здесь все наши офицеры с семьями. А вот и генерал! Как хорошо, что мне больше не нужно от него прятаться!

Я замечаю Смирнова. Ой, да что это? Он весело беседует с той самой девочкой. Мне показалось, что он кивком головы указал ей на меня, и они оба рассмеялись.

У меня в глазах потемнело. Сердце сильно забилось. Я отвернулся.

Вдруг (опять это «вдруг»!) грянула музыка.

Суворовцы взяли учениц за руки и выстроились парами, готовясь к танцам.

Немного позже я опять заметил Смирнова, вихрем кружившегося с той девочкой. Когда они пронеслись мимо, Смирнов посмотрел на меня и многозначительно улыбнулся.

Я стоял, прислонившись к стене, и смотрел на танцующих. Голова была занята только одной мыслью: «Так ты, значит, даже многозначительно улыбаешься, глядя на меня, Смирнов! Ну погоди же! А я-то начал думать, что ты и вправду хороший товарищ!» Я совершенно забыл о том, что Смирнов не знает о моём желании познакомиться с этой девочкой. Очень уж я вспыльчивый и не всегда справедливый!

Неожиданно они остановились передо мной. Смирнов с весёлым лицом подошёл ко мне.

— Позвольте познакомить вас, мои друзья, — сказал он, подводя девочку поближе.

— Я имел счастье познакомиться, если только она помнит, — не очень-то легко проговорил я, и даже сейчас не могу понять, что меня заставило сказать это.

— Наташа, — едва расслышал я в оглушительном шуме музыки.

— Надеюсь, не дашь гостье скучать, — сказал Смирнов и в одно мгновение исчез в толпе танцующих.

С минуту мы с Наташей стояли молча. Время от времени она поглядывала на меня, как бы вспоминая что-то, и тихонько посмеивалась.

«Интересно, отчего она смеётся? — думал я. — Видно, весёлая девочка. Но к чему этот неуместный смех?»

Впрочем, я вспомнил, что она улыбается очень часто.

Танцы продолжались.

Один из танцующих слегка толкнул, а другой даже крикнул нам, чтоб мы отошли в сторону: чего, мол, лезете людям под ноги.

Положение становилось невыносимым. Обоих тяготило наступившее молчание.

— Вы не танцуете? — робко спросила Наташа.

— Как же, танцую.

— Так потанцуем, — сказала она.

— Потанцуем, — ответил я и застенчиво взял её за руку.

И праздничная толпа увлекла нас за собой. Наташа танцевала легко и свободно, а я… Представьте моё затруднение!

Как нарочно, меня то один, то другой задевал плечом. Вдобавок к этому я часто путал ногу. Меня бросило в жар…

Танцы наконец кончились, и я вздохнул свободно.

Весь этот вечер мы с Наташей гуляли вместе. Много, очень много интересного она мне рассказала. Между прочим, она меня спросила, как я учусь. Я ответил, что учусь не блестяще.

— А я, — сказала Наташа, — пятёрочница.

Ах, вот как! Не думайте, что это самомнение, но не будь я Тенгизом Паичадзе, если теперь уступлю ей в ученье.

Наконец Наташа спросила меня, состою ли я в комсомоле.

— Нет, я не комсомолец, — ответил я краснея.

— А меня в предмайские дни приняли в комсомол, — гордо заявила она и посмотрела на меня, как бы говоря: «Ну, а ты чего ждёшь?»

— Я собираюсь вступить в комсомол к ноябрьским праздникам, — ответил я и сейчас же подумал: «А сумеешь ли ты. суворовец Паичадзе, к этому сроку избавиться от всех своих недостатков?»

— Сумею! — вырвалось у меня невольно, и я ударил кулаком о стенку.

Наташа посмотрела на меня с удивлением, не понимая, чем было вызвано мое замечание. Она же не знала, что происходило у меня в душе!

«Да, сумею! — думал я про себя. — Моё слово — не пустой звук и не дым, который быстро рассеивается в воздухе!

Нацепите Тенгизу на голову бант вместо фуражки, если с сегодняшнего дня он не будет учиться на круглые пятёрки и не сделается скоро комсомольцем!»