Вано Урджумелашвили - Суворовцы

Подняв голову чуть выше и не отрывая глаз от земли, я глухо проговорил:

— Товарищ лейтенант, Смирнов говорит правду, генерала обманул я!

Я снова опустил голову и чувствовал, что все смотрят на меня. Мне казалось, что лейтенант очень сердит, вот-вот начнёт кричать и скажет, что я лгун, что я не достоин быть суворовцем и что из меня никогда не выйдет офицера.

Однако он этого не сделал. Помолчав, лейтенант спокойно скомандовал:

— Разойдись!

— Для чего ты наябедничал? Что ты от этого выиграл? — спросил Смирнова суворовец Петров, после того как лейтенант ушёл.

Василий всё время вертелся около меня, как бы желая мне что-то сказать.

— Ну как же! Разве не видишь, что он ходит козлом, как будто ищет, с кем бы вступить в бой, — проговорил я с принуждённой улыбкой, не глядя на Смирнова.

Петров расхохотался, но, видя, что никто, кроме него, не смеётся, сразу осекся.

— Почему ты обиделся, Тенгиз?

Я поступил правильно. Каждый суворовец обязан поступить точно так же, — сказал Смирнов.

— Берегись, слышишь ты! Уйди от меня, иначе я тебе всю рожу расквашу! — крикнул я со злостью.

— Не угрожай, пожалуйста, не испугаешь.

— Так я тебя сейчас же проучу! — бросился было я на Смирнова и даже поднял руку, чтоб ударить его по носу, но товарищи разняли нас, а один из них, обхватив меня руками, крикнул:

— Ну-ну, это вы бросьте, ребята, а то плохо кончится дело!

Злость у меня прошла.

«Может быть, Смирнов и прав», — подумал я и отошёл в сторону, ни на кого не глядя.

Меня расписали в новом номере стенгазеты. Поместили также карикатуру: я стою, вытаращив глаза, волосы торчат, как у свиньи щетина, смотрю на вытянутые вперёд руки и спрашиваю себя:

«Как бы это узнать, какая сторона левая, а какая — правая?»

Меня бросило в жар, глаза налились кровью, лицо и уши горели. Опустив голову, я медленно шёл по двору училища. Да и как я мог её поднять, когда она вся была забита тяжёлыми мыслями! Казалось, каждый шаг приносил мне всё новые и новые огорчения.

«Кто его знает, сколько времени ещё будет висеть этот номер стенгазеты! — думал я про себя. — Правда, стенгазета должна выходить каждую неделю, но иногда один и тот же номер висит целый месяц. Мало того, что поместили в стенгазете, — на сборах и торжественных заседаниях, наверно, без конца будут говорить обо мне. В самом деле, что я наделал! Вдруг генерал вызовет к себе и спросит: почему, мол, обманул? Что я ему отвечу? Как мне тогда оправдаться перед ним? Наверно, он прикажет снять с меня погоны. Да это еще полбеды — как бы меня из училища не выкинули».

От этих неприятных дум меня отвлёк голос дневального:

— Суворовцу Паичадзе явиться к дежурному по училищу!

Если бы меня ударили по голове обухом, и то не так бы больно было, как от этих слов. Я не знал, что делать.

— Что ж ты стоишь, точно статуя? Не слышишь разве, тебя зовут, — сказал мне, хлопнув по плечу, секретарь комитета комсомола Арам Григорян.

Я отчётливо расслышал слова дневального, но всё же спросил Арама:

— Объясни мне толком, кто меня зовёт?

— Как — кто? Дежурный по училищу.

— То есть я должен явиться в канцелярию училища, не так ли?

— Ну да.

— Боюсь идти туда, — ответил я с дрожью в голосе. Вдруг меня к самому генералу вызывают.

— Ну и что же такого, если даже увидит тебя генерал? Когда-нибудь это должно случиться. Вот что: пойди ты прямо к генералу и извинись. Скажи: ошибся, мол, и больше я этого не буду делать.

Правда, слова Григоряна меня ободрили, но ноги подчинялись с трудом. Я медленно направился в канцелярию. Я всё думал о том, что мне сказать генералу, чем объяснить свой поступок. Только теперь я почувствовал, как я привязан к училищу и к своим товарищам. Я даже боялся думать о том, что мне, возможно, придётся со всеми распрощаться. Я чуть не плакал. Правда, слёз не было, но что слёзы! В душе-то я на самом деле горько плакал.

Поднявшись по лестнице на цыпочках, я остановился у дверей канцелярии, по постучать не посмел.

«Чего трусишь? — подумал я. — Ведь суворовец ничего не должен бояться. Эх, будь что будет! Чему быть, того не миновать!»— решил я и вошёл в комнату дежурного.

Дежурный офицер сидел у стола и читал книгу.

— Товарищ капитан, суворовец Паичадзе по вашему приказанию явился.