— Отделение, смирно! — скомандовал лейтенант и немного погодя добавил: — Суворовец Паичадзе, выйдите из строя!
Смирнов, которого я ударил ладонью по плечу, посторонился. Я сделал три шага вперёд и повернулся к строю.
— С суворовца Паичадзе снять на два дня погоны за обман генерала! — приказал лейтенант и, сняв с меня погоны, сказал: — Суворовец Паичадзе, станьте на своё место!
— Слушаю! — пробормотал я и стал, как всегда, позади Смирнова.
— Суворовец Паичадзе, станьте на своё место! — повторил лейтенант.
Я беспомощно озирался по сторонам и не знал, как поступить.
Лейтенант отсчитал от левого фланга строя три шага и сказал.
— Суворовец Паичадзе, ваше место вот здесь.
Лишь теперь я догадался, в чём дело. Суворовцу, с которого сняли погоны, не положено находиться в строю.
Делать было нечего. Я стал на указанное лейтенантом место.
Эх, лучше бы земля разверзлась подо мною и я провалился! Я стоял в стороне от других, без погон, посрамлённый…
Перед обедом, когда наше отделение возвращалось с поля, я следовал за ним, соблюдая дистанцию в три шага. По обеим сторонам улиц стояла масса народу. Все нам улыбались, приветственно махали руками. Мои товарищи шагали гордо, а я шёл за ними, опустив голову.
Какой-то малыш, показывая на меня пальцем, крикнул:
— Смотрите, смотрите, последыш!
От стыда у меня потемнело в глазах, и я чуть не упал.
На счастье, Смирнов затянул песню, которую сразу подхватило всё отделение. Постепенно настроение у меня стало лучше. Высоко подняв голову, я начал твёрже выбивать шаг и, представьте себе, даже подхватил вместе с другими песню.
Кое-как я провёл эти два дня. Когда лейтенант вернул мне погоны, от радости я чуть не расплакался. Правда, что иногда и радость заставляет человека проливать слёзы.
На вечер я был назначен дневальным в общежитии. Это, конечно, пустяки, справлюсь. Тенгиз Паичадзе не из трусливого десятка. Одно только меня удивляет: наш лейтенант недавно был дежурным по училищу, так почему же он сегодня опять дежурит?
После мёртвого часа я заставил суворовцев привести в надлежащий вид свои постели. Уж я-то проследил, чтобы они были застланы одинаково! Подмёл, убрал комнату и открыл окна, чтобы проветрить.
Во время массовой кружковой работы в общежитии никого, кроме меня, не было. Стол дневального стоит около двери комитета комсомола. Я поглядывал по сторонам, всё время повторяя, как я должен отрапортовать дежурному по училищу или кому-нибудь из начальствующих, если они придут в общежитие. Из комитета комсомола доносился разговор. Шло заседание бюро. Смирнов несколько раз назвал мою фамилию. Найдётся ли на свете такой человек, который, услышав, что говорят про него, заткнул бы себе уши ватой? Ну, и меня, конечно, разобрало любопытство. Я прислушался.
— Хотя Паичадзе на меня обижен, — говорил Смирнов, — но я всё же считаю его своим хорошим товарищем. Он неплохой парень, способный. Если захочет, то и учиться будет не хуже других. Вот по строевой подготовке хромает немного. Иногда и порядок нарушает, но всё же я верю, что с нашей помощью он выправится и из него выйдет хороший суворовец.
— Товарищ Смирнов говорит правду, — сказал секретарь комсомола Арам Григорян. — Хотя Паичадзе и не комсомолец, но мы обязаны помогать ему. Вы члены бюро, и скрывать от вас нечего. Лейтенант Логинов сегодня мне сказал: «Пятнадцать лет служу в Советской Армии, и это у меня первый внеочередной наряд». Паичадзе, конечно, не знает, что это взыскание лейтенант получил по его милости. Если офицер отвечает за своего воспитанника, то почему мы не должны отвечать за своего товарища? Так вот, товарищи, мы обязаны проявить особое внимание к Паичадзе.
Я был тронут этими словами и чуть было не пустил слезу.
Какой я, оказывается, непонятливый и неблагодарный! Я думал, что никто не помнит обо мне, никто не заботится и мне самому надо о себе думать, но вот, оказывается, я ошибался. И у меня есть друзья, да ещё какие! Недаром все товарищи так хорошо отзываются о Смирнове!
Я так был занят своими мыслями, что не заметил, как вошёл в комнату лейтенант Логинов. Увидев его, я вскочил и что было сил крикнул:
— Смирно!!
Строевым шагом я направился к лейтенанту, остановился в трёх шагах от него и отрапортовал:
— Товарищ лейтенант, за время моего дневальства никаких происшествий не было. Докладывает суворовец Паичадзе!
— Вольно! — скомандовал лейтенант.
Читать дальше