Иван Лазутин - Суд идет

А дня три назад мать Васьки Чобота, которую по-уличному все звали Чеботарихой, с криком ворвалась в избу к Шадриным. Усмотрев соседскую корысть, она подняла такой гвалт, что Сашка решил отвадить от своего двора поклонника. Чеботариха на всю улицу раззвонила о том, что Сашка привадил к себе мальчишку, что заставляет его рубить табак, носить воду, посылает за хлебом…

На следующее утро Чобот, словно чуя беду, подошел к избе Шадриных с какой-то затаенной опаской, нерешительно. Во двор входить не решился. Почесывая на ногах цыпки, он сел у калитки на бревнах, дожидаясь, когда Сашка вынесет под навес сарая картину и краски. Чтобы не прогнали, Чобот на этот раз пришел не с пустыми руками. Принес почти новенький бритвенный помазок. Вспомнил, хитрец, что неделю назад Сашка целое утро искал для кистей волос и на Васькиных глазах расщепил старый, завалявшийся где-то бритвенный помазок.

— Ты опять здесь, Чобот! А ну, киш!

Васька сполз с бревен, попятился, но совсем уходить не хотел. Уж больно заворожило его художество Сашки.

— Дядя Саша, я те помазок принес… — насупившись, проговорил Чобот.

— А где ты его взял?

Исподлобья глядя на Сашку, Чобот протянул:

— У тятьки, он не узнает…

— Стащил?

Васька стоял молча, опустив голову и выщипывая из помазка волосы.

— Сроду не узнает.

— А ну, марш отсюда! Еще, чего доброго, мать побежит в милицию, заявит, что я воровать тебя учу! Ишь ты! — Сашка неторопливо подошел к вязанке хвороста, выбрал хворостину пожиже и стремительно кинулся к калитке.

Чобот убежал. В это утро за работой Сашки он наблюдал из своего хлева, через щель в плетне, которую он проделал, вытащив из стены кизяк. Это было вчера.

А сегодня Чобот знал, что к Шадриным приехал старший брат Дмитрий. Из окна своей избы он увидел, как Сашка с кадушкой на плечах пошел к болоту.

На этот раз Чобот решил, что в день приезда Дмитрия Сашка драться не станет, постыдится: все-таки как-никак, а старший Шадрин приехал не откуда-нибудь, а из Москвы.

Чобот сегодня решил даже умыться и вымыть в кадке усыпанные цыпками ноги. К палисаднику Шадриных он подошел нерешительно. Придерживая одной рукой вечно спадающие штаны, ждал, когда Дмитрий пригласит его войти во двор.

Но Чобота никто не замечал.

— Дядя Митя, я посижу у вас… — не выдержав невнимания, попросился Чобот.

— Что?

— Я посижу у вас во дворе, а то дядя Сашка дерется.

— Чего же он дерется?

— Не дает картину глядеть.

— Это почему же не дает глядеть?

— Говорит, что у меня нехороший глаз, сглажу.

Дмитрий захохотал.

— Заходи, Чобот, посиди!

Чобот, с опаской оглядываясь, вошел во двор, а сам все искоса поглядывал в сторону болота. Когда он увидел шагавшего через огород Сашку, то на всякий случай отошел подальше от вязанки подвяленного хвороста.

Сашка закрывал ворота на огород с таким равнодушным видом, будто ему сроду не было никакого дела до Чобота и он давно забыл про него и про скандал, который неделю назад учинила его мать. Но Васька видел, что Сашка хитрит, а поэтому потихоньку, бочком попятился к калитке.

— Ты что это, Сашок, Чобота обижаешь? — спросил Дмитрий, пробуя пошатнуть вкопанный столб.

Сашка не ответил, словно не слышал вопроса. Зато, когда шел к крыльцу, вдруг сделал такой резкий и неожиданный выпад в сторону вязанки хвороста, что Чобот, карауливший каждое его движение, стремглав кинулся с шадринского двора. Бежал и что-то выкрикивал на ходу, а что — Дмитрий никак не мог разобрать.

Сашка схватился за живот и давился от смеха.

— Ты что? — спросил его Дмитрий.

Нахохотавшись, Сашка рассказал, как недели две назад к его портрету подошел учитель по литературе — он жил где-то по соседству, — и чтобы показать, что он тоже разбирается в живописи, сделал замечание: в картине нет выпуклости. Чобот при этом был рядом. Это замечание он запомнил.

— Ну и что? — недоумевал Дмитрий.

— Да ты послушай! Ты только послушай, чем он меня дразнит! — Повернувшись в сторону избы Чеботаревых, Сашка выкрикнул: — Если еще хоть раз заявишься, уши оборву!

С крыши соседнего хлева, на котором сидел Васька Чобот, донеслось:

— Э-э-э!.. Пуклости у тебя в картине нет! Нет пуклости! Сам учитель сказал, что пуклости нету!

Месяца три назад, перед тем как приняться за портрет Сашка договорился с заведующим клубом. Тот пообещал купить у него портрет, если он хорошо получится. Два с половиной месяца Сашка трудился над картиной с чувством большой ответственности, отдавал ей все свободное время: как-никак — первый заказ. Но не деньги волновали Сашку. Другая думка жгла его два месяца: картина будет висеть в районном клубе; все будут знать, что рисовал ее не кто-нибудь из города, профессиональный художник, а Сашка Шадрин, местный пожарник. Над своей подписью в правом нижнем углу он сидел больше часа — хотел, чтоб не особенно броско выпирала, но и чтоб все видели ее.