— Великолепно! Прекрасно! Эти стихи написал ваш друг?
— Да, друг. И, представьте себе, написаны они были в карцере концлагеря. Почти перед смертью.
Струмилин тронул Лилю за локоть, и они вышли на освещенную аллею. Некоторое время шли молча.
— Вы случайно не актер? — Лиля подняла на Струмилина смущенный взгляд.
Его худощавое лицо прибалтийца (дед происходил из скандинавских рыбаков) носило на себе печать какой-то печали. Если минуту назад глаза его вспыхнули радостью, когда он увидел Лилю, то теперь они снова погасли.
— Нет, я не актер.
— Кто же вы?
— Обычный рядовой врач.
— Вот бы никогда не подумала! Я считала, что вы человек искусства. Ну, в крайнем случае, литератор или философ. Все, что угодно, только не врач!
— Вы плохо думаете о врачах. А все потому, что вы здоровы, и вам еще нет нужды обращаться к ним.
— Совершенно не поэтому. Просто потому, что мой дальний родственник тоже медик, и он не знает покоя ни днем, ни ночью. От него всегда пахнет йодом и хлороформом.
— Кто он, этот ваш родственник?
— Хирург.
— Как его фамилия?
Лиля сказала неправду, назвав первую, пришедшую на ум фамилию.
— Корольков. Ефим Степанович Корольков.
— Что-то не слышал. А московских хирургов я многих знаю.
Из окон ресторана, мимо которого они проходили, доносились звуки джаза.
— Как вы думаете отметить день рождения?
Струмилин остановился, точно вспомнив что-то очень важное.
— Вы совершенно правы! — Он посмотрел на часы. — Давайте, Лиля, справим его вдвоем.
— Вдвоем?
— Да, вдвоем.
Пожалуй, это была решающая минута, которая потом многое перевернула в жизни Лили. Откажись она идти в ресторан или предложи Струмилину просто погулять по Приморскому бульвару — возможно не было бы всего того, что случилось потом.
— А вы ручаетесь, что это не истолкуют дурно?
— Кто?
— Хотя бы наши товарищи по санаторию?
— Это не осудит даже моя жена, а до остальных мне… — Струмилин, не договорив фразы, решительно взял Лилю под руку, и они направились в ресторан.
После второй рюмки Лиля попросила Струмилина рассказать о своей жене. При слове «жена» Струмилин снова как-то сразу внутренне потух.
— Лиля, не спрашивайте больше о моей жене. О ней я могу сказать единственное — она для меня самый дорогой, самый близкий и родной на всем свете человек. Она для меня сделала очень много в жизни… — Струмилин помолчал, точно прислушиваясь к чему-то, тряхнул головой и продолжал со вздохом: — И может быть, зря! Лучше бы она этого не делала.
Такой неожиданный ответ озадачил Лилю.
— Почему вы не вместе отдыхаете?
— Ей нельзя. Она лежит в больнице.
— И вы смогли ее оставить? А сами поехали на курорт?
— Да, оставил, а сам поехал на курорт.
— Но ведь это…
— Я знаю, что вы хотите сказать. Только это напрасно. Я никуда не хотел ехать, на этом настояла жена. Самое горькое для нее было бы, если бы отпуск свой я провел в Москве. В санаторий она меня буквально прогнала, молила со слезами.
— Что с ней?
— Она тяжело больна. Гипертония, сердце… А потом нервы никуда не годятся.
— Она молодая?
— Ей двадцать восемь лет.
— Николай Сергеевич, я обещаю: все, что вы скажете, будет для меня свято. Но я прошу, скажите, что она сделала такое, за что вы ее боготворите?
— Не нужно, Лиля. Воспоминаниями своими я боюсь испортить вам вечер. В этом рассказе будет больше печального, чем радостного.
— Николай Сергеевич, неужели я из тех, кого нужно только веселить? — Во взгляде Лили вспыхнули искорки упрека.
— Нет, я не думаю так, но мне просто трудно говорить об этом. Тут всплывет все: война, госпитали, плен…
— Вы были в плену?
— Да, я был в плену.
— И долго?
— Три года.
— И там вы познакомились с женой?
— Да… Почти.
— Ох, как это интересно! — Лиля всплеснула руками, но тут же устыдилась — радость ее была не совсем уместна. — Вы извините меня, Николай Сергеевич, за мою выходку! Я просто хочу узнать о вас немножко больше.
Струмилин налил себе рюмку водки, Лиле — сухого вина.
— Давайте выпьем за таких друзей, которые знают цену дружеского долга.
— За друзей! — поддержала Лиля, и они чокнулись.
Струмилин запил водку нарзаном и закурил. Лиля тоже закурила. Глядя на Струмилина, она выпустила красивое кольцо дыма.
А Струмилин, подперев голову ладонью, смотрел куда-то через плечо Лили, туда, где на стене была нарисована темная скала и разбившаяся в пенные брызги волна.
Читать дальше