Уильям Тревор - Рассказы

Направляясь за миссис Матара в прихожую, Атридж мысленным взором увидел жену умершего. Он представил ее такой, какой ее описала миссис Матара, - ни о чем не догадывающейся, уверенной в любви и верности супруга. Возится в саду, светловолосая, простенько одетая. Она родила ему детей, навела дома уют, принимала его нудных коллег - и что теперь? Муж лежит холодный, во всей своей похабной наготе, а ей суждено страдать. Нет, вранье, подумал Атридж, совсем он не женоненавистник, и чушь, что он не способен на сочувствие.

Он снова ощутил холодок волнения. Это было сложное чувство, задевающее одновременно и тело и душу. В голове опять глухо зазвучал собственный голос, рассказывающий всю эту историю миссис Харкот-Иген и другим. Голос был тихий, спокойный. Да, он поведает им о жалости, о сочувствии к худенькой несимпатичной еврейке и к той, другой, совершенно незнакомой женщине. "Миг прозрения, - объяснит он, - я просто не мог бросить их на произвол судьбы".

Он знал, что это правда. Его теперешнее волнение вызвано именно сочувствием, состраданием. Такой уж у него сложный характер: нужна драма, вроде драмы этой смерти, чтобы в нем проявилась душевная красота - такая же реальная, как красота "Мадонны с деревцами" кисти Беллини. Не может же он бросить этих женщин. Его бывшей жене с ее сигаретками и винцом не понять этого и за тысячу лет. В спальне сиенской гостиницы она хотела от него чего-то слишком элементарного, доступного любой мартышке.

Никогда еще Атридж не испытывал таких чувств, как сейчас. Несомненно, это было самое необычное и, пожалуй, самое важное событие его жизни. Со стороны, словно из зрительного зала, он увидел, как помогает миссис Матара одеть голое, холодное тело. Будет достаточно одеть его и вынести из спальни. "Мы втащили его в лифт и оставили там, - зазвучал в мозгу голос, досказывающий историю. - "А какой смысл, - сказал я ей, - впутывать меня и мою квартиру". Она согласилась. А что еще оставалось? Вот оно и вышло, что ехал человек в лифте, а у него отказало сердце. Он, видимо, был коммивояжером или чем-то в этом роде".

Прекрасная получилась история. Экстравагантная, яркая, почти невероятная, как, впрочем, всякое настоящее искусство. Кто поверил бы в реальность "Мадонны с деревцами", если бы не гений Беллини? События "Волшебной флейты" тоже кажутся невероятными, пока нас не захватит и не подчинит себе музыка Моцарта.

- В чем дело, мистер Атридж?

Он подошел к ней и, боясь, как бы его голос снова не сорвался на визгливый шепоток, молча склонил голову, давая свое согласие помочь.

Они вышли из прихожей и стали быстро подниматься по лестнице - из-за одного этажа ждать лифта не стоило. Он все еще чувствовал волнение. Пройдет не один месяц, прежде чем он решится рассказать кому-нибудь эту историю. Слишком уж она личная, во всяком случае, сейчас ему так казалось.

- Кем он был? - тихо спросил он на лестнице.

- Что-что?

- Чем занимался? - Нетерпение жгло Атриджа сильнее, чем миссис Матара. - Видимо, коммивояжер?

Она отрицательно мотнула головой. Ее приятель, сказала она, был антикваром.

Значит, тоже еврей, подумал Атридж. А что касается профессии, то все складывается удачно - антиквары к нему заходят, мог прийти и этот. Что стоило миссис Матара обмолвиться где-нибудь на вечеринке, у тех же Мортонов например, что этажом ниже живет некий мистер Атридж, коллекционирующий картины и стаффордширский фарфор. Или самому Атриджу она могла сказать, что, мол, знает человека, у которого бывает кое-что интересное, и Атридж по телефону предложил антиквару зайти. Но в лифте у того отказало сердце, и он умер.

Она поднесла ключ к замку своей квартиры. Рука у нее дрожала. Удивляясь сам себе, Атридж сжал ей пальцы, не давая открыть дверь.

- Обещайте мне, - сказал он, - что уедете отсюда. При первой же возможности.

- Конечно же уеду. Да и как мне теперь оставаться?

- Мне будет неприятно сталкиваться с вами на лестнице, миссис Матара. Могу я считать, что мы договорились?

- Да, да, конечно!

Она повернула ключ, и они вошли в прихожую, отличную от прихожей Атриджа, как небо от земли, разве что размеры те же. Полная безвкусица, подумал он. На стенах колокольчики и две картины маслом кисти какого-то входящего в моду африканца; на одной изображены негритята на красном песке, на другой - негритянка с ребенком у груди.

- Боже! - застонала миссис Матара, внезапно оборачиваясь. Ноги у нее не шли, и, качнувшись к Атриджу, она вцепилась в рукав его серого костюма, уткнув острое личико ему в грудь.