Мюриэл Спарк - Жемчужная Тень

Когда скончалась мисс Спигот, выяснилось, что Уинни не умеет стряпать, не сжигая пищу, и совершенно не приспособлена для походов за покупками и уборки. Матушка не желала и пальцем пошевелить ради дела; она была способна разве что сорвать цветок, невозмутимо восседала с вечным шитьем, которое называла «своей работой», и отдавала распоряжения. Раньше я проводил воскресенья и понедельники в компании друзей, которых привозил к ма, чтобы развлечь ее, и она всегда с нетерпением ждала этих визитов. Матушка пережила своих сестер и подруг, поэтому радовалась обществу. Моя работа — статьи для постоянной театральной рубрики — отнимала у меня немало времени. Приезжая к матушке с визитами, я не замечал пыли, но видел, что еда приготовлена скверно. Должен сказать, что мисс Спигот, которая умерла, когда ей было под восемьдесят, готовила отменно. При жизни экономки нас всегда ждали приготовленные, освеженные уборкой комнаты. И вдруг всему этому пришел конец. Уинни сбивалась с ног. Я понимал, что матушке вновь предстоит переезд, и умолял разрешить мне подыскать для нее квартирку в Лондоне. Она очень стара, но отнюдь не немощна, особенно духом.

— Уинни и одна справится. Я уже говорила с ней, — отвечала ма, продолжая водить иглой. Я был готов убить ее, но ма не из тех, кто терпит неучтивое обращение.

Я решил больше не привозить к матушке моих друзей. Сам я едва выносил подобные визиты. В доме стояла вонь сгоревшей пищи, комнаты никто не проветривал, они выглядели запущенными. У матушки были простые пристрастия в еде, полагаю, как и у самой Уинни, а я предпочитаю плотные и сытные трапезы. Пол в столовой был усеян крошками древних тостов и осколками яичной скорлупы. Со стола не убирали неделями, салфетки под приборы были засаленными. Во время этих злополучных воскресений и понедельников я делал все возможное, чтобы привести дом в порядок. Я уже давно привык жить в Лондоне и обслуживать себя сам; в сущности, я терпеть не мог прислугу, хотя и вырос в доме, где ее было полным-полно. В таком доме твоя жизнь словно выставлена напоказ. В Лондоне мне вполне хватало помощницы, приходящей по утрам.

Но справиться с хозяйством в таком огромном доме, как матушкин, мне было не под силу. Ничто не могло поколебать решимость ма мириться со всеми неудобствами или раздражающую преданность Уинни, которая встала на матушкину сторону. Так прошел месяц. Все свободное время я проводил на биржах труда и в других учреждениях, где рассчитывал найти замену мисс Спигот, но мои усилия и старания моих друзей не давали ничего, ровным счетом ничего.

— Я поговорю с Уинни, — пообещала ма.

На пятое воскресенье я приехал в Суссекс попозже, чтобы сократить свое пребывание в аду. К своему изумлению, ада я не заметил. Уинни стала на редкость толковой кухаркой и экономкой всего за неделю. Проходя через столовую, я заметил, что стол уже накрыт, серебро и хрусталь сверкают, столовое белье выглядит так, как и полагается по строгим правилам ма. Гостиная имеет свежий вид, стекла в окнах вновь приобрели стеклянный блеск.

Ма вязала. Приближалось обеденное время.

— Ты нашла кого-то в помощь? — спросил я.

— Нет, — ответила ма.

— Так каким же образом Уинни умудрилась справиться в одиночку?

— Я поговорила с ней, — объяснила матушка.

Уинни подала в целом превосходный обед — может, и не настолько превосходный, какие готовила покойная кухарка, но определенно многообещающий. В него входило даже довольно плоское, опавшее суфле.

— Это ее первое суфле, — заметила ма, когда Уинни ушла за мясным блюдом. — Если впредь не исправится, я с ней поговорю.

С Уинни явно что-то произошло. Она казалась всем довольной, почти безмятежно счастливой. Расхаживая по дому, она нашептывала себе под нос нечто странное. Овощи она подавала с величайшей осторожностью, но не переставала шептать ни на минуту.

— Что вы сказали, Уинни? — спросил я.

— А суфле-то опало, — ответила она.

— Включи новости на Би-би-си, — попросила матушка.

Весь понедельник Уинни хлопотала по дому, беседуя сама с собой. Но завтрак был подан вовремя, стол накрыт, как полагается. Еще до половины девятого в доме воцарился порядок, в камине весело затрещал заново разведенный огонь. А Уинни все вела с собой нескончаемый разговор, веселый и многословный. Я предположил, что это сказываются долгие и одинокие бдения на кухне. Но матушка, похоже, решила свою хозяйственную проблему, которая угрожала стать моей. Я не уделил бы Уинни ни единой лишней мысли, если бы она не стала весьма забавной.