Алексей Ельянов - Чур, мой дым!

Я чуть было не ударил Герасима, но сдержался и, круто повернувшись, бросил:

— Жди, скоро вернусь.

Я бежал к дому и думал, что надо проучить этого гада, ткнуть ему в нос поллитровкой. Пусть упьется, но узнает, что мы не такие… Сначала я был убежден, что тетя даст мне денег ради такого случая, но, приближаясь к дому, стал сомневаться. «Вряд ли я смогу быстро все объяснить. И потом, на водку, если бы на что-то другое… Возьму пока из своих, потом объясню», — решил я.

В дом вошел смущенный и встревоженный. Тетя готовила тюрю для кур.

— Ты чего не на покосе? — спросила она.

— Да так, забежал новые грабли взять, — соврал я.

— Хорошо, что пришел, останешься дома, — сказала она и быстро вышла на улицу с корытом, наполненным тюрей.

«Ну, смелее. Действуй. Какое же это воровство? Я просто возьму свои деньги, а потом объясню. Тетя даже не заметит, так их много в узелочке. Нет, что я? Совсем очумел? Да я же возьму всего ничего, только на пол-литра. Для дня рождения».

Я подбежал к часам и вытащил узелок с деньгами. Пачка была плотной и тяжелой. Я выдернул купюру и опустил ее за пазуху.

Послышалось шарканье валеночек. Наспех завязал узелок, положил его на прежнее место и, как ни в чем не бывало, стал прохаживаться по комнате. Вошла тетя.

— Они там и без тебя управятся, — сказала она. — Мы им платим немало.

— Нет, что вы. Там знаете сколько работы! Им без меня никак, — испуганно возразил я.

— Управятся, управятся, — твердо сказала тетя. — А тебе и здесь работы найдется. Дядя отпросился, чтобы дрова заготовить. Поможешь ему. Пока погуляй, а потом вернешься.

— Я на пруд пойду, ладно? — А сам подумал: «Побегу скорее туда, они меня там давно ждут».

Выскочил из дому и побежал. Домчался до магазина, увидел очередь, знакомые лица. Растерялся. Мне еще никогда не приходилось покупать водку. В нерешительности я потоптался на крыльце, узнал, кто последний.

Очередь подвигалась медленно, с раздражением и тревогой я отсчитывал каждую минуту. Чем дольше стоял, тем все более стыдной и никчемной казалась мне затея с поллитровкой. Утешал себя только тем, что смогу поразить Герасима нашей щедростью и подарить Стеше в день рождения конфет граммов триста или даже пятьсот.

Когда я с покупками в руках вышел из магазина, уже начало смеркаться. Надо было спешить, и я понесся что есть духу, прижимая к груди бутылку и кулек с конфетами.

На возвышении, невдалеке от молодых берез стояли еще рыхлые копешки. Все валки сена были подобраны, и ни на горушке, ни на лесных полянах, которые я обежал, не встретились мне ни Герасим, ни Стеша. «Ушли. Ну конечно… Сколько можно было ждать, уже поздно». Но чем больше я успокаивал себя, тем сильнее ожесточался. «Обманули. Какой я дурак… Мальчишка. А что теперь будет дома?» Мне хотелось зареветь от обиды и стыда. И еще оттого, что до последней минуты ждал чего-то от Стеши. Мне хотелось втоптать себя в грязь, уничтожить, оскорбить как можно резче. Я отыскивал в себе самые неприглядные стороны, и каждое открытие поражало меня черной правдой и в то же время доставляло необъяснимое удовольствие. «Так вот, значит, кто ты есть? Признавайся же. Не ври. Ты вор, ты лжец, ты хитрый и пройдошливый человек, неблагодарное животное, безвольный и жалкий тип. Так знай же все это».

Я медленно шел по лесной тропе к дому и держал в руке бутылку с водкой. Меня все больше преследовал какой-то душевный недуг. И чем ближе я подходил к дому, тем острее становилась моя непонятная болезнь и тем бессмысленнее и ничтожнее казалась бутылка водки, зажатая в руке. Я вдруг со всего маху ударил ее о ствол дерева. И когда по желтой коре сосны потекла пахучая влага, я вспомнил своего отца и то, как он разбил бутылку о дорогу, вспомнил его горькие слова, как завещание, как проклятье всяческому падению: «Лучше умри, чем станешь пьяницей, как я…»

Тропа вывела меня на поляну. Посреди поляны торчала высокая жердь, и возле нее нечетким кругом лежал сухой валежник, подстилка для стога. Чуть поодаль росла старая рябина, ее ягоды были самые сочные и вкусные в лесопарке. Каждую осень я снимал прихваченные морозом гроздья для варенья. Рябиновое варенье — терпкое, душистое, с приятной горчинкой.

От поляны всего метрах в пятидесяти стоял наш дом — приземистый, обитый тесом, с облупившейся и вылинялой голубой краской. Возле дверей под стоком с крыши — ржавая пожарная бочка, возле нее — лестница и ящик с песком. Рядом с домом — садик, посаженный мною на месте свалки.