Сюсаку Эндо: Женщина, которую я бросил

Ребенок умер через пять дней.

Не буду рассказывать, что творилось с Мицу. Мне она сказала:

— Я больше не верю в бога. Если он есть, то он жесток и ужасен. Зачем так страдал этот ни в чем не повинный ребенок? Нет бога, нет…

Казалось, Мицу занесла над богом свой маленький кулачок.

«В самом деле, — подумала я, — почему хорошие, добрые люди страдают, а негодяи благоденствуют?» Мицу отрицала бога, считая, что он повинен в этих страданиях. Как ей было объяснить, что дурное совершается против воли бога и что бог страдает вместе с людьми?

Но никакое страдание не может сравниться с отчаянием одинокого человека, который знает, что до него никому нет дела. И все же я считаю, что даже в безлюдной пустыне человек не один. Как было объяснить Мицу, что бог объединяет всех нас, как объединяют нас страдания? По-моему, если бы бога не было, человек бы его выдумал, чтобы не оставаться в одиночестве. А Мицу была одним из тех звеньев, с помощью которых бог объединяет людей. Но сама она об этом не подозревала.

Простите, что я пишу так много о том, что не относится непосредственно к сути моего письма, и, наверное, пишу несвязно. Мне самой нужно кое-что понять в судьбе Мицу.

Теперь я подхожу к тому печальному дню, когда Мицу погибла.

Это случилось 22 декабря. Двадцать четвертого рождество, и к празднику мы обычно делаем больным подарки. Средства у больницы очень скудные, но на рождество мы все-таки кое-что выкраиваем.

Двадцатого числа, в полдень, я попросила Мицу отвезти в Одембу на продажу яйца и вышивки больных, а на вырученные деньги купить что-нибудь.

Сейчас я думаю, что ничего не случилось бы, если бы я поехала сама. Но Мицу очень любила такие поручения, а я в тот день была занята.

Уехала она в три часа дня на грузовичке Симаты-сан, работающего у нас.

Как обычно, она напевала «Горы Идзу», а больные кричали ей вслед:

— Смотри, держись, Мит-тян, не продешеви! И не разбей по дороге яйца!

В половине пятого раздался телефонный звонок. Звонили из полиции Одембы. Мне сообщили номер больницы, куда на скорой помощи доставили Мицу. Когда я положила трубку, руки у меня дрожали.

Мицу я увидела лежавшей в беспамятстве на белой постели. В ноздрях у нее были резиновые трубки для кислородного питания. На ногах и руках следы от уколов — ей делали вливание крови. Ее маленькая грудь тихо подымалась и опускалась.

Симата-сан рассказал, что, когда Мицу переходила вокзальную площадь, на нее налетел грузовой автомобиль. Если бы Мицу бросила лукошко с яйцами, она могла бы убежать. Яйца разлетелись по площади, выпачкав асфальт. А Мицу упала ничком и, пока была в сознании, все повторяла:

— Яйца, яйца…

Без сознания она прожила часа четыре.

— У нее очень здоровое сердце, — говорили врачи, — иначе она уже умерла бы.

Мицу беспрерывно вводили камфору, но это не помогало. Вечером в 10.20 сердце Мицу остановилось.

Незадолго до этого я позвонила в церковь Одембы и попросила священника прочесть молитву за упокой ее души.

Находясь в забытьи, Мицу только один раз вскрикнула. Если бы я не расслышала ее слов, я не написала бы вам такого длинного письма. Не знаю, какие у вас были отношения, Мицу никогда мне ничего не рассказывала. Но последнее, что она произнесла, открыв стекленеющие глаза, было:

— Прощайте, Ёсиока-сан…

Только что я отправила ее отцу вещи Мицу: чемодан, пару белья и старенькую кофточку. Коснувшись этих вещей, я снова подумала о том, о чем уже давно думаю. Если бы бог велел мне назвать самого близкого для меня человека, я бы не колеблясь назвала Мицу. Если бы бог спросил меня, какой я хочу быть, я бы не задумывалась: такой, как Мицу…»

Вновь и вновь я пробегал взглядом письмо. Я не читал его, а просто смотрел на четкие иероглифы, выведенные рукой Ямагата.

Что, собственно, произошло?

«Ничего особенного, — ответил я себе. — Ничего особенного. Разве я в чем-нибудь виноват?»

Я вышел на крышу и посмотрел на город, окутанный сумерками.

До самого горизонта под свинцовыми облаками тянулись большие и маленькие здания из камня и стекла. По запутанным лабиринтам улиц бежали автобусы, потоком двигались автомобили, бесконечной толпой шли люди. Любой мужчина в этой толпе если не пережил, то переживет что-нибудь подобное тому, что было у меня с Мицу. Не могу поверить, чтобы такое выпало только мне. Но откуда эта тоска? У меня есть пусть маленькое, но прочное счастье. Разве может его омрачить память о Мицу? Но откуда все же эта проклятая тоска? Если встреча с Мицу и дала мне что-нибудь, так это только понимание того, что каждый человек, с которым ты встречаешься, оставляет в твоей душе неизгладимый след. И может быть, моя тоска — это и есть след, оставленный Мицу? Но тогда след, оставленный в нашей душе другим человеком, и есть след того бога, в которого верит сестра милосердия из лепрозория.