Сюсаку Эндо - Женщина, которую я бросил

Из магазина пластинок слышалась песня в исполнении Табаси Ёсио — любимого певца Мицу.

Она отправилась смотреть «Мы матросы», хотя уже видела этот фильм. Главную роль в нем исполнял Сата Кэйдзи — актер, которого Мицу не очень любила. Но при виде яркой рекламы она заволновалась и купила билет. В зале, полном знакомых запахов, было малолюдно. Плакали дети; какой-то сорванец, встав перед экраном, поднимал руки. Жуя земляные орехи, Мицу часто вздыхала.

Уже смеркалось, когда она вышла из кинотеатра. Тесную улицу заполнила толпа. В доме напротив кто-то играл на сямисене [6] Сямисен — струнный инструмент. .

Мицу вернулась на вокзал и, узнав расписание поездов, присела на скамейку в зале ожидания. Альпинисты в широкополых шляпах и с альпенштоками спорили, каким поездом ехать.

Три недели назад здесь, в зале ожидания, тоже сидели альпинисты. Шел дождь, и они сетовали на непогоду. Одна из девушек угостила Мицу карамелью.

…Как тяжело было у нее на душе в тот день!

Мицу поглядела на запястье и вспомнила мокрую кошку во дворе клиники… вспомнила, как шла, еле волоча ноги, от больницы до вокзала Синдзуку.

Зачем, зачем все это было?

Может быть, права сестра Ямагата и во всем этом действительно есть смысл.

Прибыл пассажирский поезд. Постукивая молотком по колесам, вдоль состава прошел железнодорожник.

— Мит-тян! Неужели это ты? — раздался за спиной Мицу удивленный голос. Ее догнала загорелая девушка в белом платье, со спортивной сумкой в руках. — Не узнаешь?

Нет, Мицу не забыла Миура Марико, но продолжала молчать.

— Что с тобой, Мицу?

— Я рада видеть тебя, Миура-сан.

— Наконец-то узнала.

Мицу помнила, как три недели назад она притворилась, будто не видит Марико. Тогда она впервые поняла, какая между ними пропасть.

— Я еду с дядей на пикник на озеро Гако. Случайно увидела тебя из окна машины. Где ты сейчас работаешь? В Токио?

Лицо Марико выражало дружелюбие, она так и сыпала вопросами.

— Нехорошо, Мит-тян. Ты не написала мне ни одного письма. Я уж думала, что ты вышла замуж.

Слабо улыбнувшись, Мицу покачала головой. У нее не хватало сил отвечать.

— А я думала, что вы вышли замуж, — с трудом выдавила она.

— Пока нет, но у меня есть жених…

— Да?

— Мы работаем в одной конторе. Как говорится, производственная любовь.

С вокзальной площади послышался гудок автомобиля.

— Это меня. Ну пока. Будь здорова…

Автомобиль тронулся с места, и Мицу долго смотрела ему вслед. Она не чувствовала ни малейшей зависти к Марико, а лишь печаль оттого, что такие разные судьбы им были уготованы с самого рождения.

На платформе, где уже собралось много народу, Мицу заметила молоденькую девушку с косичками. У ее ног стоял чемодан. Пожилая женщина, вероятно мать девушки, и брат провожали ее.

— Смотри не потеряй билет, — говорила мать.

— Не волнуйся, — ответила девушка.

— Адрес у тебя в кармане, — мать беспокойно заглянула в сверток, который держала девушка. — Не забудь отправить открытку дяде.

— Ладно. Не волнуйся. Все помню, — повторяла девушка, и щеки ее краснели, как яблоки.

Глядя на нее, Мицу вспомнила, как, окончив гимназию, она впервые уезжала в Токио. Провожала ее тетка, которая, как и эта женщина, без устали давала советы, проверяла свертки, боясь, не забыла ли что-нибудь Мицу.

Мицу хорошо представляла, что ожидает эту девушку в Токио. Она будет следить за каждым своим движением, боясь, что в ней узнают деревенщину, работать с утра до вечера шесть дней в неделю, по воскресеньям ходить в кино и ночью глядеть на звездное небо. Она будет вспоминать мать и брата, родную деревню и думать о своем одиночестве.

А что ожидает Мицу?

Мицу вспомнила свою холодную комнатку в Кавадзаки. Голая, тусклая лампа; под окном, в грязном дворе оправляются пьяные, выходящие из бара. Мицу часто ложилась на кровать и, натянув до подбородка одеяло, неподвижно глядела в потолок. На душе было пусто и холодно. Девушку ожидает то же, но ее будут согревать воспоминания о матери и брате. А о ком было вспоминать Мицу, ушедшей из дому, где она всем мешала?

И вдруг Мицу подумала, что ее и теперь ожидает в Токио лишь одиночество. Она вспомнила, как однажды ночью в конце прошлого года она одна, как паршивая кошка, сидела в фасовочном цехе, грея над очагом озябшие руки. Грохотала электричка; дрожали окна, обклеенные газетами.

«Нет, больше я не хочу так жить. Не хочу!»

Если бы рядом с Мицу был человек, который согрел бы ей руки и душу, друг, с которым можно было бы посмеяться и посмотреть фильм с Исикавой!.. Если бы у нее был хоть кто-нибудь, кому она могла бы выложить свои бесхитростные жалобы!