Роберт Джоунз - Сила притяжения

— Но я хочу, чтобы это что-то значило. Мне недостаточно жить, как ты живешь, — сказал он.

Джонатан пожал плечами и провел рукой по столу. Оранжевая пыль пристала к ладони. Джонатан посмотрел на нее и еле сдержался, чтобы не вытереть о брюки. Прошел к раковине и изящно подставил пальцы под кран, потянулся к бумажным полотенцам, но в держателе их уже не было.

— Испачкался, — сказал он.

— Держи. — Эммет выпростал заправленную в брюки черную выцветшую рубашку и протянул брату подол. Джонатан слегка помедлил, потом вытер пальцы.

— Спасибо, — смущенно сказал он. Эммет вежливо кивнул.

— Спаси меня, — невнятно пробормотал он слова, которые столько раз беззвучно твердил в телефон среди ночи.

— Что?

— Ничего. Я говорю: спокойно здесь.

— Да… да… ну что ж. — Джонатан посмотрел на часы и поправил блейзер, словно готовясь выйти на улицу, перейти на другую сторону жизни. Одной рукой он открыл дверь, другой похлопал Эммета по рубашке. Слегка скривился, нащупав торчащие кости на груди брата. Влажная ладонь оставила в середине пятно, словно клеймо или аппликацию.

Провожая Джонатана, Эммет прикрывал пятно рукой. По сравнению с отпечатком ладони брата его пальцы казались совсем маленькими, меньше, чем у ребенка, совсем не похожими на человеческие, пальцы крючковатые и сухие, как у мумии. Пока Эммет зачарованно глядел на собственную руку, Джонатан ушел далеко вперед по коридору, так ловко лавируя, что Эммету пришлось ускорить шаг, чтобы догнать его и в то же время не бежать за ним у всех на глазах.

— Псст.

Эммету снился сон: он был скаковой лошадью и мчался на ипподроме рядом с другими породистыми скакунами в ярких шелковых попонах: красной, желтой и голубой. Шелк сиял на солнце, как серебро. Эммет не мог отвести взгляда от дороги. На его твердом кожаном седле сидело чье-то тело, кто-то сжимал его бока ногами и влажно дышал ему в ухо: «Псст, псст», — и копыта стучали по земле, ноги — сплошное громыхание костей. В облаке пыли, подгоняемый настойчивым «псст», он несся так, будто его преследовала мощная струя горячего пара, бьющая из земли и готовая вот-вот настигнуть и ошпарить.

— Псст.

Эммет почувствовал, как кто-то под одеялом теребит его за ногу. Он открыл глаза. Чья-то рука гладила его голую ступню. «Может, я еще сплю?» — подумал Эммет и попытался рассмотреть очертания комнаты. Он увидел окно в грязных разводах, дневной свет, стол и выдвинутый ящик тумбочки, из которого кляпом торчало Брюсово белье.

— Псст, — раздалось у Эммета в ногах. Затем требовательнее: — Джон? Я тебя побеспокоил?

Эммет громко вздохнул и перевернулся на бок, делая вид, что сон еще не отпустил его. Но Брюс пощекотал стопу в самом уязвимом месте, и Эммет беспомощно скорчился.

— Псст. Просыпайся, Джон. Пора вставать.

Эммет поднял голову с подушки. От Брюса пахло сладкой гнилью. Эммет прожил с ним в одной комнате три месяца. Он ни с кем еще не жил рядом так долго, кроме родственников. Этого хватило, чтобы изучить повадки Брюса и распознать перемены. С некоторых пор Брюс перестал мыться. Он неделями носил одну и ту же одежду. Даже его любимое призовое белье валялось на полу, потемневшее и задубевшее. Речь Брюса становилась все бесцветнее и настойчивее, она походила на ритмичный бубнеж людей, говорящих по-китайски. Все свободное время он проводил в неглиже, беспрестанно почесывая волосы на ляжках, задумчиво, как некоторые чешут в затылке.

Впервые раздевшись перед Эмметом, Брюс гордо выпятил грудь и продемонстрировал свои наколки. Два серых тельца дельфина замерли, перепрыгивая через багрянистые соски.

— Мои рыбки, — ласково заявил Брюс, тыча пальцем в их плавники, бледные брюшки и разноцветные глаза. Его живот нависал над брюками, дряблый и волосатый, но кожа вокруг татуировок была тщательно выбрита, каждая деталь рисунка была отчетливо видна.