Валери Уиндзор - Лгунья

Дядя Ксавьер потянулся ко мне и взял за руку.

- Нет, вы только полюбуйтесь, - неодобрительно проворчал он. И протянул мою руку через стол, чтобы Гастон полюбовался кровоточащими царапинами. - Шрамы, порезы, царапины, синяки.

А он опять ничего не сказал, мой дядя Гастон. На нем была голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Я поймала себя на том, что пялюсь на треугольник волос с медно-красным отливом, начинающийся как раз под ключицами.

- Как поживает Сандрина? - спросила Tante Матильда.

- Замечательно, - ответил дядя Гастон. - Вся в делах. Она сейчас в Риме.

Не представляю, как я высидела до конца обеда. Он длился бесконечно, одно блюдо следовало за другим, и чем дольше он тянулся, тем слабее я понимала, что происходит. Они вели нескончаемые разговоры о ферме, о субсидиях и паразитах, вызывающих заболевания у скота. Они обсуждали деревенские сплетни. Жаловались на засуху. Задавали вежливые вопросы о жене дяди Гастона, у которой было какое-то собственное дело. Я молчала.

- Ты сегодня какая-то тихая, Мари-Кристин, - сказал дядя Ксавьер, сжимая мне руку.

- Как вы съездили в больницу? - спросила я. Ответа на этот вопрос я больше всего ждала и боялась.

Он презрительно фыркнул.

- Пустая трата времени. Я что, похож на больного? - Он широко раскинул руки, предлагая сидящим за столом самим оценить его цветущий вид. - Похоже, что меня надо срочно класть в больницу? Дураки они все, эти врачи. Ни черта не смыслят.

Гастон - у меня язык не поворачивался называть его "дядя Гастон" после всех этих глубоко интимных и изысканных вещей, которые я с ним проделывала в высокой траве утеса - Гастон посмотрел мне прямо в глаза.

- Рад тебя снова видеть, Крис, - сказал он. Его английский был таким же беглым, как у Селесты. - Давненько мы не встречались. С год, наверное.

Я подняла на него остекленевший взгляд. Реальность стремительно теряла всякий смысл. Что теперь происходит?

- Я не помню, - услышала я свой голос.

- Ты тогда как раз вернулась из очередной поездки.

- Правда? - равнодушно сказала я. - Не припоминаю.

- И мы с тобой обедали в том итальянском ресторанчике. Как он назывался-то?

Мне стало ясно, что он задумал. Он намеренно кидает мне мяч, надеясь, что я потеряю равновесие. Он втянул щеки и застучал пальцами по столу, делая вид, что старается вспомнить. Но я не позволю мужчине, даже такому, от которого у меня слабеют коленки, играть со мной в такие игры.

- "Россини", - сказала я. Первое итальянское имя, пришедшее на ум.

Он громко расхохотался.

- "Россини", ну конечно же, "Россини".

- На Эдвард-роуд, - ледяным тоном импровизировала я.

- В "Россини" отменно готовят рыбу, - сказал он. - Ну ладно, расскажи мне, какие перспективы в мире кофейного бизнеса, Крис?

- Да все такие же, - сказала я. Хочешь в игры играть - ради бога. Я тоже недурно играю.

- Ты отлично выглядишь, небось, оттого что преуспеваешь?

- Глупости, - сказал дядя Ксавьер. - Это все солнце, питание и отдых. Поэтому у неё такой здоровый вид.

- Ксавьер сказал, тебе повезло, едва на тот свет не отправилась, сказал Гастон.

- Мы её даже не узнали, когда она приехала, - сказала Селеста.

- Я узнала, - возразила преданная Франсуаза.

Дядя Ксавьер рассмеялся.

- Узнали, узнали. Не говори ерунды.

Селеста шлепнула Бригама по руке.

- Хочешь хлеба - попроси, - рявкнула она. Он заплакал. Дети ужасно устали. Зоя клевала носом, уткнувшись в плечо Франсуазы.

- Отведи детей наверх, Селеста, - сказала Tante Матильда.

Франсуаза сделала движение встать.

- Я отведу, - сказала она.

Не успев подумать, я сказала:

- Сядь. Ты не доела.

- Да нет, почему, - вспыхнув, упрямо сказала Франсуаза. - Я с удовольствием. Правда.

- Сядь и доешь сыр.

Селеста сказала:

- Зря ты вмешиваешься, Мари-Кристин.

- Это твои дети, - гнула я свое. - Сама их и укладывай.

Дядя Ксавьер даже закашлялся от смеха. Я слишком далеко зашла, подумала я. Меня переполняло чувство опасной самоуверенности. Хмурая Селеста с побагровевшей шеей рывком отодвинула стул.

- Давайте быстрей и поцелуйте на ночь Grandmaman82, - сказала она.

Двое мальчиков послушно подставили щеки для поцелуя и вышли из кухни. Я взяла на руки уснувшую Зою и вручила её Селесте. Мы избегали смотреть друг другу в глаза.

Когда они ушли, Франсуаза сказала полушепотом:

- Да я же и вправду не возражаю. Мне нравится их укладывать.

- Чушь, - сказала Tante Матильда. - Мари-Кристин абсолютно права. Она произносила мое имя, странно запинаясь, как будто в середине стояла запятая. - Доедай сыр.