Валери Уиндзор - Лгунья

- А Мэл?

Он пожал плечами.

- Они долго были вместе.

- И она целый год решалась на то, чтобы от него уйти?

- А ты сколько решалась?

- Я вообще ничего не решала, - сказала я. - Все получилось само собой.

Но, произнеся эти слова, я поняла, что говорю неправду. Я решалась на это в течение многих лет.

- У них были странные отношения, - сказал Гастон. - Крис делала все, что велит Мэл. Я никогда не мог понять, что она в нем нашла.

- Он сейчас в городе, я с ним разговаривала.

- А он знает, кто ты? - спросил Гастон.

- Думаю, да, знает. Он на это намекнул.

Я рассказала о нашей последней встрече с Мэлом.

- Ты поаккуратней, - сказал Гастон. - Не доверяй ему. - Он снял у меня с живота сухой листок. - Если он сможет в своих интересах воспользоваться тем, что о тебе знает, он обязательно это сделает.

Вдруг я почувствовала, что голос перестал меня слушаться. Только я начала говорить, как тут же разревелась.

- Я совсем запуталась, - прогундосила я.

Он обнял меня за плечи и стал качать и баюкать, пока не прошел страх.

Вернулись мы раздельно. Я пробралась через автостоянку к оранжерее и долго там сидела, а у меня за спиной безымянный пес замер навеки, вонзив клыки в горло кабану. Я поднесла к лицу руки: они до сих пор пахли Гастоном. Втянула запах. Прислонилась спиной к стеклу. Подумала: удивляет ли меня мой поступок?

Нет, не удивлял.

Я рассказала себе о кафе "Акрополис", в качестве теста, но сказка потеряла всю свою колдовскую силу. Она показалась тривиальной и устаревшей. Я знала, что делаю, и делала это со спокойной душой. Удивляло другое: я вдруг поняла, что потратила на Тони шестнадцать лет и ни разу не испытала ничего подобного. В голове у меня наконец-то закрылась дверь, которую, как мне казалось, навсегда заклинило в открытом положении. Закрылась легко и прочно, с финальным щелчком замка.

Когда я открыла глаза, на меня в окно смотрел дядя Ксавьер.

- Ты что тут делаешь? - заворчал он, стуча пальцем по стеклу, чтобы привлечь мое внимание. - Ты не заболела?

- Нет.

Он не поверил. Вошел и пощупал мне лоб.

- А что это у тебя с глазами? - спросил он с негодованием, обвиняя меня в том, что я плакала. - Посмотри на себя. Посмотри, что ты сотворила с лицом. Разве ты несчастна? Что стряслось? Тебе тут не нравится?

- Ну что вы, конечно, нравится.

- Так чего же ты плачешь, а? Дурные вести?

Я покачала головой.

- Значит, ты сидишь тут и плачешь без причины, а? Какая глупышка. Понапрасну тратишь хорошие слезы.

Я засмеялась.

- Так-то лучше. - Он сел рядом. - Ну, рассказывай. Опять тот парень?

- Нет, - сказала я. - Нет, просто мне стало грустно.

- Почему?

- Потому что все кончается.

- Что? Что кончается-то? Ничего не кончается.

Он сидел рядом и молчал за компанию.

- Все-таки что вам сказали в больнице? - спросила я.

- Ой, да что говорят в больницах, - фыркнул он. - Умеренность. Много не есть, не пить, не чувствовать. - Он зашелся от смеха. - Доктора! Да что они вообще понимают!

Без всякой видимой причины слезы опять побежали у меня по щекам. (Очередная ложь: я отлично знала причину).

- Простите, - сказала я. - Не знаю, что со мной такое.

- А я знаю. Знаю, что с тобой, - у него наготове было победоносно простое решение. - Ты ничего не ешь. Ты не завтракала. Если не есть, конечно, будешь плакать. У тебя понизился уровень сахара в крови. Я-то знаю. Уж в таких вещах я как-никак разбираюсь.

Он привел меня на кухню.

- Эта моя глупая племяшка ничего не ест, - сказал он и усадил меня на стул. - Сиди, - скомандовал он. - Ешь. Франсуаза, приготовь кузине кофе.

Я попыталась было сама, но он не пустил.

На другом конце стола Гастон чистил яблоко. Он поднял глаза. Наши взгляды скользнули мимо, едва коснувшись друг друга.

- Доброе утро, - вежливо поздоровался он.

Я сдержанно ответила тем же:

- Доброе утро.

Так начался новый обман.

У нас это отлично получалось, просто на удивление. По сравнению с ещё большим обманом вам, вероятно, вовсе не покажется столь удивительным, что я так умело вела эту игру, но меня это удивляло. Я и не подозревала в себе такие таланты. Это все-таки совсем другое. Это вам не уловки, не отговорки, не просто неумение определить, что есть правда, когда перед тобой нагромождается такое количество непреложных истин, что не знаешь, какую из них выбрать. Это сильно отличается от пассивного принятия истин других людей, чтобы не мучиться в поисках собственной. Это был прямой, кристально честный обман.

- Ну, какие у тебя на сегодня планы? - спросил дядя Ксавьер Гастона.