Йоанна Усарек - Мартин

Я так подробно излагаю, потому что это смешно. Мне не жалко - можешь посмеяться! (Серьезно, мне и самой это теперь кажется забавным). Наконец эта шиза прошла настолько, что я стала что-то бормотать в трубку. Именно бормотать, так как была страшно взволнована, у меня даже тряслись руки, и все внутри дрожало. Я не говорю, что это из-за тебя, просто со мной что-то случилось, и было такое ощущение, что я сама во всем виновата; не знаю почему. Вот и стала я лепетать, что "у меня брат" да "у меня брат", и больше ничего выдавить из себя не могла. Пани была вроде недовольна мною, но зато достаточно терпелива; все время повторяла: "Да? Слушаю вас", - но повторяла это с таким изысканным сочувствием, что от этого я еще сильнее тушевалась. Наконец, с пятого на десятое, я рассказала ей о нас (что моего брата выбросили под колеса из поезда и т.д.), но сама чувствовала, что излагаю я все это совершенно бестолку. Может поэтому она тоже вела себя без толку. Все время повторяла, что это "трудное дело", и что "да, очень трудное дело", так что я сама уже стала ей сочувствовать. А потом повторила, что "дело очень трудное" и сказала что следующее дежурство у нее будет после двадцатого. И что тогда я обязательно должна ей перезвонить. А число было еще только седьмое или восьмое (все дни у меня перепутались), но у меня хватило такта ее на этот счет не просвещать, и на этом мы и распрощались.

Но это еще не все. Может я и круглая дура, - думай, что хочешь, - но мне было так грустно и плохо (а по правде говоря, еще хуже), что я опять позвонила на тот телефон доверия. Потому что я и не заметила, как опять пролетело несколько часов и настало утро, а дежурные пани на телефоне доверия сменяются в восемь утра. Мне же вправду была нужна помощь и было мне уже все равно. То есть, я нуждалась не в совете - только в том, чтобы кто-нибудь меня понял и помог мне понять себя.

Ты вот пишешь, что не знаешь, кому тут в большей степени нужна помощь тебе или мне. Так я тебе скажу, это же просто: всем нужна помощь. Абсолютно всем, даже тем, кто сидит на телефоне доверия. И ты говоришь, что, если я хочу помочь тебе, то первым делом должна помочь самой себе. Так именно этим я и занимаюсь! Только никак не возьму в толк, отчего это ты, при всех этих своих поразительных взлетах ума и духа, умудряешься оставаться таким эгоистом? (Сам назвал себя неблагодарным сукинсыном. Да мне-то что с того, что ты признаешь себя сукинсыном?! Раз так, то исправляйся!) Разве из твоего письма не следует, что я должна помочь себе, чтобы помочь тебе? Ну так очень жалко, что при этом никак не следует, что тебе (!) нужно помочь себе, чтобы помогать мне!

Ну, ладно, замнем. Звоню я на этот телефон доверия, и тут уже вышел мне полный облом. И так мне и надо! Потому что, - только ты не сердись, а? - я начала читать твое письмо. А та пани этого совершенно не стоила. Для начала она поинтересовалась, зачем вообще весь этот "обмен письмами", а потом сказала, что мне следовало бы оставить тебя в покое (чувствуешь? - твоя школа!), потому что ты - "калека" и так для тебя будет лучше. А мне, мол, надо "заняться своей жизнью". Я долго пыталась ей втолковать, что ведь я и занимаюсь своей жизнью, но она со мной не соглашалась и вроде бы даже возмущалась, что я за тебя так переживаю. Так вот, чтобы ей хоть как-нибудь помочь, ибо она настолько ничего не понимала, что мне стало ее жаль, я решила прочитать ей твое письмо. Она постоянно подгоняла меня, так как я все время заикалась; словно ей невдомек было, как трудно написать такое письмо, не говоря уж о том, что левой рукой; и как трудно все это читать постороннему человеку. А как дошла я до того места, ну помнишь, где ты пишешь, что у тебя так болит словно тебя "выебли", она, по-видимому, почувствовала себя оскорбленной и сказала, что ей "непонятно, как человек такого интеллекта может прибегать к такой лексике". (Ей-богу, не вру!) Я тут чуть в осадок не выпала, - как ей не понять таких простых вещей (и как при такой жизненной ситуации она еще может к чему-то придираться в лексике!), и пыталась ей все это объяснить, но она не хотела ничего слушать и все повторяла, что "несмотря ни на что, следовало бы это слово как-то заменить". В конце концов я сама завелась и чуть-чуть мне не хватило, чтобы не сказать ей как!

Но хуже всего было то, что она все время страшно поражалась, что я так за тебя переживаю, и я никак не могла ей растолковать, что, ну просто переживаю и все тут. Потому что это слишком элементарно, чтобы можно было это объяснить. А она все удивлялась и удивлялась, аж наконец спросила, не связывает ли нас "что-то большее", то есть, - представляешь? - действительно ли мы с тобой живем как брат с сестрой. Поначалу я просто не въехала, о чем это она, но как до меня дошло, то руки у меня опустились - просто руки опустились и все! И вот тогда-то я и уразумела, что они там на телефоне доверия тоже нуждаются в помощи. И искренне посочувствовала ей. И вот - это было просто удивительно - я почему-то совершенно успокоилась. Право, вдруг почувствовала себя на удивление спокойной. Мне стало лучше, и я подумала, что вообще-то все, может, обстоит не так уж скверно.