Мери Вейо - Рассказы

И старик стал подниматься из-за стола.

- Нет, нет, папочка ведь еще не уходит, - в панике засуетилась Регина.

- Я, наверное, переел, мне надо немножко вздремнуть, - возразил Лакстрем и, шаркая ногами, побрел в свою комнату.

- Папа, выслушайте меня, - идя за стариком, на ходу взывал Мауно. Нет, он даже не слушает!

- Он не слышит, - поправила девушка.

- Прекрасно слышит, просто притворяется. Все глухие одинаковы. Стоит только сказать о них какую-нибудь гадость, так они мигом услышат.

- Mayно, как ты говоришь о моем отце?!

- Разве я что-нибудь не так сказал? Прости, я не хотел, дорогая.

- Почему ты кричишь на меня?

- Только, ради бога, не плачь. Я же не о себе беспокоюсь, пойми. Должна же у тебя быть личная жизнь. Ты же не заключенная, в конце концов. А я? Обо мне можно и вовсе не думать. Выходит, что этот старый корявый сморчок тебе и семья, и муж...

- Как не стыдно! Это же мой отец! - зарыдала Регина.

- Ну, хорошо, хорошо, давай лучше выйдем на воздух. Здесь так душно, что я даже думать не в состоянии.

Они вышли в сад и сели в беседке из цветущей сирени. Там было полутемно и прохладно, и дым от сигареты причудливо извивался наподобие синих драконов.

- Знаешь, я пойду и по-хорошему поговорю обо всем с папой, - наконец решил Сантавирта.

- Папа уже давно спит, - безнадежно махнула рукой Регина.

Но Сантавирта все же встал и направился к дому. Он вошел в прихожую, нерешительно потоптался и наконец робко постучал в дверь комнаты старика. Не услышав ответа, Сантавирта бесшумно отворил ее и заглянул внутрь. Старик лежал на кровати, неестественно запрокинув голову, широкий нос его заострился.

Сантавирта испуганно закрыл дверь, прошел по коридору и остановился у окна. Регина сидела в сиреневой беседке, закинув ногу на ногу, и курила. Сантавирта бросил сигарету на пол, загасил ее носком ботинка, потом надел шляпу, и, вздохнув, направился к девушке.

Обед за один доллар

Перевод Т. Джафаровой

Парк раскинулся на самом склоне горы. Снизу казалось, что пальмы лежат на земле, а люди разгуливают прямо по их макушкам. Еще снизу видна была широкая аллея, посыпанная песком, с двумя рядами скамеек вдоль нее. Духового оркестра не было видно - только слышно было, как он играл марши Соуса.

Мы шли по оживленной улице, бегущей вверх. Машины мчались вниз или ползли в гору, иногда движение транспорта замирало.

"За один доллар здесь можно съесть все что угодно и сколько угодно", приглашала незатейливая реклама, отпечатанная на листе картона. Не долго думая, Купаринен толкнул дверь ресторана и вошел, а я последовал его примеру.

Мы сняли шляпы и положили их на полку в раздевалке, там никого не оказалось; ясно, ответственность за их сохранность - на нас самих.

- Может, возьмем шляпы с собой? - робко предложил я.

- Да не волнуйся ты, здесь не крадут шляпы, - успокоил меня Купаринен.

- А что крадут?

- Деньги и власть.

- Как, в этом ресторане?

- Нет, конечно; я думал, тебя интересует Америка вообще.

Купаринен пригладил волосы перед большим, во всю стену, зеркалом. Розовощекий, весьма представительный мужчина; Так, кажется, говорят о тех, кому за сорок и у кого сохранилось отличное пищеварение?!

Мы направились в ту часть зала, которая видна была с улицы.

На металлической стойке в больших противнях дымилось горячее. Верхние полки уставлены холодными закусками, нарезанными тоненькими ломтиками, блюдами с овощным салатом, хлебом, маслом, пирожными и поджаренным хлебом. У конца стойки восседала кассирша. Мы заплатили ей по доллару.

- В Вашингтоне подобного заведения не сыщешь, - громко пояснил мне Купаринен.

- Вы что, из Вашингтона? - встрепенулась кассирша.

- Из Вашингтона. Ди Си {Деловой центр Вашингтона.}. Служу в Госдепартаменте, - небрежно бросил он.

На самом деле Купаринен жил в Нью-Йорке и перебивался на вольных хлебах. Он сопровождал меня лишь потому, что финский писатель, приезжавший сюда до меня, напрочь вывел из строя двух сотрудников Госдепартамента, им даже дали отпуск по болезни.

В финском консульстве Среднего Запада быстро отыскали человека, который охотно взял на себя роль моего гида. Это и был Купаринен. Его недавно бросила жена, и с горя он ударился в разъезды.

...Мое внимание привлекла кассирша. Нигде в мире у женщин нет столь энергичных и, я бы даже сказал, атлетических губ, как у американок. Именно такие были у кассирши. Они медленно приоткрылись и растянулись в ослепительной улыбке. Жемчужно блеснули вставные зубы. На вид ей было лет шестьдесят. Теперь девушки уже не улыбаются вот так, "а ля Голливуд".