Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

Он попытался ее урезонить и сказал, что криком делу не поможешь.

— Тебе уже ничего не поможет! — продолжала она кричать и кинулась к дому. — Нечего тебе жалеть Фредди. Пожалей лучше себя. Не одна Пегги изменяет мужу. — Он шел следом за нею, и она, вдруг повернувшись, бросила ему в лицо: —Я тоже! Я тоже тебе изменила. Чем разыгрывать превосходство, подумал бы, в каких ты сам дураках! — со злорадным торжеством выпалила она.

— Что ты болтаешь?

Она побежала через оранжерею, потом через гостиную.

— Я спала с Брайаном Бонни в поезде, когда ты улетел из-за своих бредней в Пекин; а ты ничего не знал, и тебя это не трогало. — орала она на ходу, не оборачиваясь, зная, что он бежит за ней. — Тебе было все равно! Ты даже не догадался! — Он ей не поверил. Она это поняла: бледная как мел, она снова повернулась к нему: — Ты так чертовски самоуверен. А это правда, правда! — Они уже были в спальне. — Так что давай разведемся; мне теперь все равно. Но детей ты не получишь. Я не дам тебе портить им жизнь. Через мой труп.

Руперт почувствовал, что наступила самая горькая минута в его жизни, внезапно между ним и Джо пролегла бездна. Он тупо следовал за ней по пятам, а она металась по комнате и истерически кричала:

— И не хвастай, что ты чист, как ангел. Я знаю, ты обманывал меня с этой русской! Что же у тебя такой возмущенный вид? Ты начал первый, ты подал пример…

— Это была случайность… — неуверенно произнес он, все еще не в силах постичь того, что произошло.

— Ты просто подлец! Честности в тебе ни на грош. Ханжа! Все твои высокие принципы — чистое лицемерие!

— С Бонни!.. — Все еще не веря, произнес он.

Отупение прошло, на смену ему пришли гнев, возмущение, брезгливость, он почувствовал боль, словно от раны.

— Теперь я, по крайней мере, могу от тебя уйти, — выдавила она сквозь слезы. — Жить с тобой невыносимо. Нет больше сил.

— Послушай…

— Может, хочешь, чтобы я осталась? — с презрением спросила она. — Ну и рожа у тебя сейчас. Что, тошно? Так тебе и надо. По крайней мере, не будешь меня удерживать. Я тебя предупреждала, что уйду. Вот и получай, если мне не верил. Теперь тебе придется поверить. На этот раз никакие уговоры не помогут.

Он оставил ее в спальне и ушел, стараясь ни о чем не думать. Но голова у него была ясная. Он понимал: сейчас она вне себя и еще не отдает себе отчета в том, что наделала своим признанием, — так человек, который совершает самоубийство, не сознает, что возврата к жизни больше нет. Она еще не знает, как бесповоротно то, что случилось; она поймет это только потом…

— Но, боже мой, — говорил он себе, — что мне теперь делать? Что будет с детьми?

Думать о ее близости с Бонни было для него все равно что видеть ее мертвой.

Спускаясь с лестницы, он слышал ее плач; он надел пиджак, аккуратно застегнул его и вышел на улицу. Спаниелю Фиджу, который встретил его радостным повизгиванием, он сказал: «Нет, тебе со мной нельзя» — и закрыл у него перед носом калитку. Он снова и снова задавал себе вопрос: какое безумие толкало его доводить и себя и ее до крайности, что привело их совместную жизнь к крушению? Он не сомневался— это конец, конец всему, что они пережили вместе.

Я не видел Руперта уже дня четыре, а в воскресенье, когда Джо приехала вечером в Уошберн с Ролландом и Тэсс, я находился у Кэти. Тетя Фло позвонила нам и сообщила о приезде Джо, и я встретился с ней на следующий день. Она бросила Руперта окончательно, а может, он ее бросил: когда Джо уезжала, он еще не вернулся домой.

Не знаю, где был и что делал Руперт в те дни; но я догадывался, что он где-то скрывается, как подстреленный зверь, который предпочитает зализывать свои раны в одиночестве. Мы сидели с Джо на дизельном насосе, который глухо перекачивал воду из какой-то артезианской дыры в один из бессмысленных прудов Рандольфа.

— Теперь мне уже безразлично, — сказала Джо в ответ на мои уговоры. — Пожалуйста, ничего не предпринимайте. Ровным счетом ничего!

Она была измучена. Нервы у нее сдали окончательно, а внутренний огонь, который делал Джо тем, чем она была, казалось, навсегда погас.

— Я не хочу больше видеть Руперта, не хочу с ним разговаривать, — продолжала Джо, и в голосе у нее не слышалось уже ни горечи, ни обиды. — Хватит с меня. И не пытайтесь меня переубедить. Все потеряло смысл.

Бум, бум, бум — работал насос, как огромное механическое сердце — сердце Рандольфа. Я знал, как старик будет радоваться разрыву Руперта и Джо. Весть об этом событии облетела семью в мгновение ока, но все решили, что причиной размолвки были деньги. Только я один знал о Брайане Бонни, а позднее об этом узнала еще Мэриан Крейфорд.