Когда я позвонил Руперту и высказал несколько нелестных замечаний по адресу Рэнда, он сообщил, что Рэнд — один из сотрудников адмирала Лилла и его источники информации — это, с одной стороны, ведомство Лилла, с другой — обширная англо-американская служба радиоперехвата, которая подслушивает все передачи в России, даже частные разговоры по радио и сводки погоды.
К тому времени телефон Руперта уже несомненно был подключен куда следует. Несмотря на это, он рассказал мне, что Рэнд обычно обедает по понедельникам с членом парламента лейбористом Глэдменом и обсуждает с ним полученные сведения. Глэдмен, также сотрудник Лилла, является председателем комиссии палаты общин по установлению дружественных связей с восточноевропейскими союзниками России. Руперт и сам перед своей поездкой в Москву присутствовал в здании палаты общин на одном из таких инструктивных обедов. Тогда, сказал он, помимо Глэдмена должен был прийти еще третий человек, некий Кантро, но он почему-то не явился.
Вот этот самый Кантро и состряпал „Загадочное путешествие Руперта Ройса“, о котором Рэнд спешил оповестить читателей газеты „Уорлд“. Мир и в самом деле тесен.
На следующий день в конторе Руперт рассказал мне эту историю подробнее.
Я посоветовал ему сходить в редакцию „Уорлда“ и набить Рэнду физиономию, но он удивился:
— А вы — сторонник таких методов?
— Да, но только в пьяном виде, — признался я.
— То-то и оно, — сказал он, как мне показалось, даже с некоторым огорчением.
И я понял, что удар Лилла попал в цель.
Однако за всем этим скрывалось еще что-то, чего я не знал. Когда я ближе сошелся с Рупертом, у меня закралось подозрение, что Лилл и мать Руперта когда-то были близки, и в отношении Руперта к адмиралу сказывалась не то детская неприязнь (чересчур уж настойчиво отвергал он всякую попытку Лилла претендовать на роль „второго отца“), не то давние расхождения по каким-то коренным вопросам. Но я так и не выяснил, что породило эту вражду, а Руперт не желал ничего говорить.
Между тем Лилл держал в руках все козыри, он был вездесущ.
Даже когда мы отправились к Фредди, чтобы познакомиться с его приятелями из министерства и поговорить насчет нефти, мы и там столкнулись с одним из подручных Лилла.
Глава девятая
Фредди жил в особняке, построенном знаменитым сверхмодным архитектором. Как и в конторе, в доме не было ничего лишнего, в просторных комнатах лежали огромные, как лужайки, ковры, а кое-где в простенках между окон с двойными стеклами стояла роскошная мебель обтекаемой формы: Фредди был человек современный, он любил и понимал эпоху, в которую жил. И хотя мои представления о Фредди и о его жене Пегги строились на догадках, однако из слов самой Пегги я понял, что угадал характеры супругов довольно точно.
Пятнадцать лет назад Фредди женился на милой девушке из добропорядочной аристократической семьи, и до недавнего времени их семейная жизнь была счастливой. Пегги — бледная, плоскогрудая блондинка — до сих пор казалась Фредди очень привлекательной. Он всегда восхищался и гордился ею. Однако в последние годы, неожиданно для себя, он вдруг почувствовал, что в их отношениях что-то изменилось. Интуиция влюбленного мужа подсказала ему, что у Пегги появился кто-то на стороне, и хотя эта связь, вероятно, недолговечна и не слишком серьезна, она тем не менее существует. А потом он случайно увидел и этого человека, то есть предполагаемого возлюбленного жены. Как-то раз Фредди в неположенное время ехал по Джермин-стрит, и его шофер Джексон, постучав в стекло, спросил:
— Вон идет миссис Ройс. Остановить машину?
Его поразило не то, что она шла с каким-то мужчиной (Фредди лишь мельком взглянул на ее спутника), — поразило выражение лица жены. А ее взгляд, оживленный, веселый, полный женского кокетства, вызова и покорности, — так она никогда не глядела на мужа, во всяком случае не глядела уже очень давно, — его возмутил.
— Нет, не надо! — поспешно сказал он шоферу. — У нее свои дела.
Они влились в поток машин. Потрясенный выражением лица Пегги, он так и не разглядел ее спутника.
В тот вечер, переодеваясь к обеду, Фредди сказал жене, что видел ее на Джермин-стрит.
— Да ну? А с кем я была? — спросила она.
— С каким-то субъектом.
Он застегивал ей сзади платье, и она, обернувшись, поглядела на него своими ясными глазами и сказала:
— Ах, да? Это мой любовник.
Пегги всегда была правдива, но правда, высказанная в шутку, хуже всякого обмана.
Читать дальше