Но Джо вдруг куда-то пропала, и он закричал громче, чтобы ее вернуть.
— Джо, ты меня слышишь?
— Когда ты приедешь домой? — спрашивала она. — У тебя даже голос обрусел. Ты съездил на остров? Я только что получила твое письмо…
— Да, — ответил он, мысленно кляня этот остров. — Мы там были. Ты слышишь? Мы вернемся, наверно, через неделю…
— Я ждала вас сегодня или завтра. Роланд с тобой?
Она снова исчезла, и он крикнул ей:
— Нет, он спит!
Он до сих пор так и не сказал ей, что Роланд в пионерском лагере. Успеется. Многое еще успеется. Связь опять прервалась. Наступило молчание. Потом Джо появилась снова в середине торопливой фразы о том, что Тэсс уже два дня в больнице.
— Почему в больнице? — кричал он. — Я ведь думал, что она выздоровела.
Тут их разъединили, и он передал трубку Нине: некоторое время она громко пререкалась с телефонисткой, потом развела руками.
— Они попытаются соединить вас вторично, — пообещала она.
— Джо говорит, что Тэсс в больнице…
— Давайте подождем.
Они вернулись на балкон, утонувший в синеве над темным морем, — оно было покрыто глазурью белого лунного света, но прожектор пограничников то и дело резал его, как пирог.
— Зачем вам ждать, Нина? — сказал Руперт. — Вы, наверно, устали.
— Ничего. Разговор скоро дадут.
Она вновь обрела свое чувство долга, свое бесстрастное гостеприимство. Зато он вновь почувствовал опасность — ее сдержанность только напоминала ему о том, чего нельзя было себе позволять. И чем дальше, тем было хуже. Спокойствие не возвращалось к нему. Он надеялся, что голос Джо все поставит на свое место, но дело оказалось не так просто. Джо — это Джо. Голос ее был спокойным, далеким и безличным, какой сейчас казалась ему и она сама. Одно душевное слово от Джо — и он почувствовал бы себя совсем иначе, но Джо не умела говорить душевных слов. Все у нее было на редкость трезво и прямолинейно, даже любовь.
— Алексей не будет беспокоиться, если проснется? — спросил Руперт Нину.
— Нет, — тихо ответила она. — Он знает, где я; а пока с ним побудет Гриша. Алексей спит.
«А ты пока сидишь здесь со мной», — чуть не вырвалось у него цинично. Но цинизм был несвойствен ни его настроению, ни его натуре. Он знал, что она испытывает то же, что и он. Ей было, наверно, даже труднее — ведь другая часть ее жизни находилась всего в нескольких шагах от нее, и ей приходилось и там и тут сохранять спокойствие и выдержку.
— Мне очень жаль; Нина… — с отчаянием произнес он.
— Теперь уже это касается только меня, — тихонько прервала его она.
Да, но и у него самого не все решено! Голос Джо напомнил ему об этом. Правда, для него не было новостью, что у них с Джо разные натуры, разный душевный мир. Но теперь он начинал понимать, что между ним и Ниной это различие не так велико. И какой бы характер ни носила человеческая слабость, с которой оба они боролись, даже эта борьба рождала между ними странное душевное сродство, какого Руперт раньше никогда не ощущал в своих отношениях с другими людьми.
— Не надо себя терзать, — мягко сказала Нина.
Женщины так спокойны и выносливы, подумал он. Во всяком случае, она казалась спокойной, хотя он и не был в этом уверен. Телефон избавил его от дальнейших мучительных расспросов, на которые он все равно не получил бы ответа.
Руперт опять услышал ровный голос Джо, и опять в нем вспыхнула тайная надежда, что в ее далеких словах он обретет поддержку и спасение. Но этого не случилось.
— Они сделали Тэсс очень болезненную клизму, — сообщила Джо. — Вот и все. Взяли анализы и говорят, что она здорова.
— Прекрасно! — воскликнул он. — Я постараюсь приехать как можно скорее.
— Хорошо, но только не смей лететь, — приказала Джо.
— Почему?
<���— Пожалуйста, не лети! С Роландом не надо. Поездом из Москвы всего два дня, так что, прошу тебя — самолетом ни в коем случае!
— Ладно, — пообещал он и вдруг, как ни странно, почувствовал облегчение.
Жизнью детей дорожишь больше, чем своей, и защищаешь ее упорнее, чем что бы то ни было на свете, о детях думаешь всегда в первую очередь, а у Руперта к тому же была с детьми та близость, которая не нуждалась ни в каких подпорках. Дети— венец любви, даже если любовь не приносит полного удовлетворения. Даже если вдруг — довольно поздно в жизни — ты обнаружил душевное сродство с кем-то другим.
█
Руперт и так считал, что дела его плохи, но утром, когда Нина читала ему в парке «Правду» — Алексей в это время ловил соломенной шляпой бабочку, — его по-настоящему испугала короткая заметка, на которую сама Нина не обратила никакого внимания.
Читать дальше