Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

— Это потому, что мы всегда можем выплакаться, — деловито разъяснила Таня.

Руперт рассмеялся. Он снова слышал этот неунывающий голос — голос России.

Откуда у них столько душевных сил?

Нина вернулась вместе с десятым по счету врачом, тоже женщиной, чем-то напоминавшей английскую крестьянку, худенькой, усталой и, вероятно, умной. В руках она держала рентгеновские снимки. Нина представила ее как специалиста из Ялты, доктора Долидзе и стала переводить ее вопросы. Был ли у него туберкулез?

— Конечно, нет, — ответил он.

— Вас часто просвечивали?

— Во флоте и когда я вернулся из Арктики.

— И ничего не находили?

— Абсолютно ничего. А что?

— В семье у вас кто-нибудь болел туберкулезом?

Руперт ответил, что отец его умер от туберкулеза в Пенанге в 1935 году; и хотя ему было ясно, какая у доктора Долидзе специальность и к чему клонится этот разговор, он не верил, что у него туберкулез.

— Не может быть, Нина, — сказал он. — У меня нет никакого туберкулеза. — Она бросила на него грустный взгляд и ничего не ответила. — Что говорит доктор Долидзе? — спросил он.

— Она говорит, что у вас недавно была вспышка туберкулеза, и, возможно, обострение еще продолжается. Было бы неправильно скрывать это от вас. У вас все симптомы туберкулеза.

— Я в это не верю, — настаивал он.

— Но ведь туберкулез излечим! — горячо успокаивала его Нина. — Это вовсе не страшно. У нас есть лекарства. Сейчас повсюду есть лекарства от туберкулеза, и в Англии тоже. Конечно, лечение требует времени, но болезнь теперь уже не так опасна, как прежде. Не надо только волноваться, пожалуйста, не надо волноваться!

— Да я и не думаю волноваться, я просто в это не верю, — сказал он.

Но Нина поверила. Он понял это по тому, как озабоченно она говорила с врачом, и по упрямому, исполненному решимости выражению, вдруг появившемуся на ее милом русском лице. Она брала на себя ответственность и за него, и за его здоровье, и за его благополучие, и, откинувшись на подушки, он понял, что ему теперь из-под ее власти не уйти.

█

Руперт не мог поверить, что его тело поддалось такой гнусной болезни. В то же время он верил, что, если дело обернется совсем худо и его обвинят в шпионаже, Нина вступит за него в бой. Виновен он или нет, она ни за что не позволит Федору так просто с ним разделаться.

Но он тут же подумал: а что на этот раз подскажет ей долг? И попробовал поставить себя на ее место, тем более что это ему было нетрудно: в каком-то смысле они очень походили друг на друга. Конечно, Нина поймет, что нелепая запись невидимыми чернилами в синем путеводителе — случайность и никак не выражает его человеческой сущности.

Она поехала за Роландом. Все десять врачей пришли к заключению, что если температура у Руперта не поднимется, можно переправить его в Москву, там его осмотрят светила советской медицины.

Он с нетерпением ожидал возвращения Нины, коротая время за шахматами с Алексеем; тот сметал кавалерийским наскоком осторожные дебюты партнера и не скрывал при этом своего удовольствия, что раздражало Руперта. Теперь он окончательно убедился, что в любом серьезном поединке Алексей со своей энергией возьмет над ним верх. Это тоже была их, русская, черта. Не мешало бы объяснить Лиллу, что если дело дойдет до войны, русские — Руперт был в этом уверен — преодолеют и переживут все: они выносливее других, увереннее в своих силах и лучше умеют приспособиться к обстоятельствам — психологическим и физическим, рядом с ними он чувствовал себя выходцем из очень изнеженного мира.

— Вы зеваете! — ликовал Алексей. — При таком дебюте, Руперт, есть верный способ вас побить.

— Ладно, — бормотал Руперт, пытаясь сосредоточиться на игре. — Пойду пешкой, а потом слоном, как вы советуете.

Но он знал, что опять проиграет, и невольно поймал себя на нехорошей мысли: ничего, зато неизвестно, кто из них победит в сердце Нины Водопьяновой, может, вовсе и не Алексей при всей его жизненной энергии. В той борьбе нет классических дебютов и защит, там все решает неуловимая, загадочная нервная связь, которую не объяснишь ни интеллектуальным сродством, ни даже физическим влечением. Если это можно назвать любовью, то он влюблен в Нину Водопьянову, а она в него. Но разве он мог назвать это любовью, нельзя ведь любить двух женщин сразу! Такого не бывает. А у него не было сомнений, что он любит Джо.

— Вы думаете о чем-то постороннем, — упрекнул его Алексей. — Вы играете невнимательно.