Джеймс Коззенс - Почетный караул

Самолет сильно завалился на одно крыло и пошел в поворот. При вспышках молний в иллюминаторе на противоположной стене кабины мелькнула Оканара, отчетливо различимая в мертвенно-бледном сиянии, но как бы скособоченная и опрокидывающаяся на Хикса. Казалось, что здания в центре города торчат почти под прямым углом к неправдоподобно крутому склону, вымощенному треугольниками крыш и верхушек деревьев. На самом верху он разглядел неуклюжие строения столь милого сейчас его сердцу отеля «Олеандровая башня» с нелепыми куполами и минаретами, рельефно вырисовывающимися на фоне озера, поставленного сзади вертикально, на один край, точно вставшее на дыбы огромное зеркало.

Небо погасло, и картина вздыбленной Оканары в иллюминаторе исчезла. Все еще испытывая сосущее чувство тревоги — самолет по-прежнему летел, заваливаясь на крыло, — Хикс с облегчением увидел впереди бесконечный двойной ряд посадочных огней, мелькавших, точно спицы колес. Небо вспыхнуло снова, и в иллюминаторе проплыли крыши огромных закамуфлированных ангаров, рядами тянущихся у края взлетного поля, и мерцающие огнями низкие строения на территории базы.

— Посадочные фары, Бенни, — скомандовал генерал Бил.

Левое крыло уверенно пошло вверх и застыло в надежном горизонтальном положении.

— Отлично. Закрылки!

— Точно, как в аптеке, — с удовлетворением произнес Каррикер. Поверх склоненных голов и деловито мелькающих над светящейся приборной панелью и рычагами управления рук в окна кабины полился свет от посадочных фар на крыльях.

В эту секунду неистовый ливень забарабанил по металлической обшивке, и по стеклу полились потоки воды. Изо всех сил напрягая зрение, Хикс глядел поверх голов генерала и подполковника, чувствуя, как затихают в мозгу глухие удары, смолкают стучавшие молоточки страха (не того страха, который испытывают и храбрые люди, а беспричинного, вызывающего тревогу, когда нет опасности, обращающего в бегство, когда нет погони), и пытался разглядеть долгожданную взлетную полосу, — широкую, длиною в целую милю, на которую — точно, как в аптеке, — сажал их уверенной рукой генерал Бил. Но он ничего не увидел, кроме потока света от мощных посадочных фар, отражающегося в серебряных струях дождя. Вернувшаяся было к Хиксу уверенность, что все обойдется, почему-то снова исчезла. Чтобы как-то пережить последние томительные секунды, он принялся считать про себя, зная, что, когда досчитает до тридцати или сорока, самолет — свободный и стремительный — будет уже мягко подпрыгивать на посадочной полосе, они наконец-то снова будут дома — живые и невредимые.

Он досчитал до десяти, и сияющая завеса дождя вдруг растаяла в воздухе — то был всего лишь короткий грозовой ливень, пронесшийся над аэродромом, — и с новым чувством облегчения Хикс увидел, как прямо на них несется гладкая посадочная полоса, точно по курсу, именно так, как и полагается. Он досчитал до одиннадцати, потом до двенадцати и вдруг заметил, что ниже и чуть правее их медленно продвигается вперед какой-то зелено-коричневый пятнистый предмет, отчетливо различимый в свете фар на фоне бетона посадочной полосы.

В первую секунду Хикс не мог понять, что это такое — просто какой-то предмет на земле, неожиданно попавший в поле зрения, какая-то жесткая конструкция из плоских поверхностей, плавных обводов и острых углов, покрытая маскировочной окраской. Наверное, точно так же выглядел этот предмет и из кабины пилота и там так же тщетно пытались понять, что же это все-таки такое.

— Что за черт… — раздался растерянный голос Каррикера.

И тут Натаниел Хикс увидел яркие огни, вращающиеся пропеллеры, и странный объект на глазах превратился в двухмоторный средний бомбардировщик Б-26, который как ни в чем не бывало летел прямо впереди них.

— Командир, — крикнул Каррикер, — он приземляется. Шасси выпущено.

Бомбардировщик и вправду садился. Вот он коснулся земли, подпрыгнул и после невысокого замедленного скачка снова опустился на полосу; тотчас же за стремительно вращающимися колесами шасси взметнулись облачка пыли. Все то, что случилось дальше, из-за эффекта относительных скоростей самолетов напоминало дурной сон. Пока бомбардировщик летел, им казалось, что он еле движется; теперь, когда он приземлился, возникло впечатление, что скорость его резко возросла. Прямые, словно обрубленные крылья вихрем мелькнули над бетонным покрытием полосы; но при этом, если прежде они приближались к бомбардировщику очень медленно, то теперь стали нагонять его с такой стремительностью, словно Б-26 стоял неподвижно.