Джеймс Коззенс - Почетный караул

Полковник Росс обрадовался нежданному воспоминанию вовсе не из-за услуги, которую оно могло ему оказать. Не слишком сообразительное сознание никакого смысла не уловило и приняло воспоминание с полным спокойствием. Стоя в первом ряду штабных офицеров генерала Била, которые двумя шеренгами выстроились на воздвигнутой для начальства украшенной флагами трибуне, полковник Росс уже устал стоять, устал от бьющих в лицо предвечерних солнечных лучей. И тем не менее он отдыхал почти в любом смысле слова.

Широкое пространство вокруг временной трибуны было ритуально оставлено пустым и казалось заколдованным кругом, в который никто не мог вторгнуться, чтобы обременить его новыми заботами. До ближайших телефонов в командно-диспетчерском пункте было ярдов сто. И добрых пятьдесят ярдов отделяло его от машины с опущенным верхом, которая стояла на пандусе среди еще нескольких привилегированных автомобилей. Она принадлежала генералу, и Кора привезла на ней Сэл. Кора и Сэл сидели там рядом, и Кора, разумеется, время от времени заботливо всматривалась в мужа, но с такого расстояния она не могла напомнить ему, что в его возрасте не следует перегибать палку.

Полковник Росс стоял, ощущая свою безопасность, пока для него играли несколько оркестров, а, поскольку было решено, что для церемониального марша наиболее подходит песня военной авиации, музыка эта обладала ненавязчивой монотонностью. Не успевала она бодро удалиться вправо вверх по пандусу и оборваться, как уже вновь начинала звучать слева. Она приближалась издалека от линии ангаров, становилась все громче, надвигалась так, что по коже бежали мурашки: все громче ухали лихие барабаны и гремела воинственная полифония медных инструментов. В такт им маршировали пять тысяч человек, а за ними двигалась механизированная техника.

С полным равнодушием полковник Росс заметил, что маршировка оказалась куда лучше, чем он ожидал. Добрая половина подразделений состояла из тех, кто работал в мастерских, в ангарах, в канцеляриях. Остальные были тактическими подразделениями разных родов войск. Но тактические подразделения в АБДИПе использовали для решения полевых проблем, которые решало управление разработки вопросов взаимодействия воздушных и наземных сил, а потому эти подразделения занимались строевой подготовкой в сомкнутом строю не чаще, чем нормальная квартирмейстерская рота.

Полковник Росс заметил также, хотя и не столь равнодушно, поскольку от их рева голова шла кругом, что величественный воздушный парад Деда — прибывшие на маневры самолеты — точно следует своему сложному расписанию, о чем Дед, стоявший во главе первого ряда, тут же и напомнил, подмигивая и кивая на южную и восточную часть горизонта. Группы истребителей возникли в поле зрения точно в тот момент, когда над ними, воя, проходил головной бомбардировщик, и Дед от радости утратил власть над собой: полностью сметая царивший на трибуне декорум, он вскинул руку и показал полковнику Россу победное кольцо, сложенное из большого и указательного пальцев.

Перед полковником Россом в двух шагах впереди стояли генерал Бил и генерал Николс с ординарцами справа и слева, — стояли так, будто дни Вест-Пойнта не были отдалены от них многими годами службы в военной авиации. Вздернув подбородки, держась очень прямо, они, как положено принимающим смотр генералам, свято хранили на лицах неугасающее предвкушение и свежий интерес все время, пока сквозь музыку оркестра и рев самолетов вновь и вновь доносились рявкающие команды, вновь и вновь резко опускались приближающиеся флажки и в синхронной вспышке меняющегося цвета ряды профилей резко поворачивались вправо.

Полковник Росс не сомневался, что тут все были по-своему счастливы: генералы, как фокус этого традиционного, отработанного до мельчайших деталей церемониала, получали порцию одного из наименее приедающихся человеческих удовольствий; марширующие после своего «равнение напра-во!» и прохода перед трибуной испытывали облегчение (в тот момент наивысшее из возможных удовольствий) от сознания, что малоприятный ритуал для них уже почти позади; зрители же вкушали приобщение к доблести и мужеству, к войне, облаченной в беззаветную верность долгу «Хора солдат» из «Фауста», наслаждались желанной передышкой от будничной войны, суточных норм продовольствия, определения категорий призывников и скудного пайка новостей, тем более что он, как обнаруживали многие и многие, фальсифицировался изъятием всех событий, знать о которых им было нежелательно, и добавлением обилия полуправд, в которые, как считалось, им было полезно верить.