Джеймс Коззенс - Почетный караул

Мисс Канди встала, вздернула голову и сказала:

— Я ухожу на несколько минут.

— Незачем, незачем, — сказал капитан Дачмин. — Дискуссия будет вестись сугубо деликатно. Ничего низкого, никакой грубости. Именно от этого мы и должны его очистить. Лейтенант, оставьте непристойный нахрап, мальчишеское тисканье и лапанье. Идите сюда, Палм! Покажем ему, как это делается.

— Ни за что, — сказала мисс Канди.

— Жаль-жаль! — сказал капитан Дачмин. — Одна наглядная картина стоит тысячи слов. Хорошо, проинструктирую его словесно. Это просто, лейтенант. И ты добьешься успеха. Дай говорить душе. Нежно возьми ее атласную ручку в свои, гляди благоговейно в пленительные очи (свет гасить еще рано!) и скажи ей, как она прекрасна. А все остальное она сама сделает, крошка милая!

— О! — сказала мисс Канди с возмущением. Она достала из ящика свою сумочку и полотенце и вышла в коридор.

Лейтенант Эдселл сказал:

— А что они делают, когда ты им это выдаешь? Блюют?

Массивные бока капитана Дачмина тряслись, хотя своему лицу он старательно придавал серьезность.

— Что тут смешного, жирная туша?

— Ты, друг мой, ты, — сказал капитан Дачмин и, дав себе волю, расхохотался до слез. Он утер глаза. — Огонь начинает жечь палку, палка начинает бить собаку, — сказал он. — Что они натворили нынче утром, лейтенант? Осудили твои политические взгляды? И ты сводишь счеты, язвяще кивая головой при упоминании блаженства? И все по моей вине? Отныне ты намерен сурово блюсти себя, а я еще пожалею? — Он всматривался в лицо лейтенанта Эдселла с веселым любопытством, потом сказал многозначительно: — А что твоя жэвээсочка? Или все это и ее вина?

— А в зубы не хочешь? — сказал лейтенант Эдселл. Он вскочил на ноги. — Давай-давай! Вставай же!

Капитан Дачмин захохотал, не меняя почти горизонтальной позы.

— Твой и в смерти рядах! — сказал он. — Садись, лейтенант, не то я не выдержу!

Лейтенант Эдселл бешено взмахнул кулаком над столом. Капитан Дачмин, все еще смеясь, отдернул голову, и удар пришелся мимо. Заметив, что лейтенант Эдселл снова замахнулся, он ловко вскинул ногу, упер ее в грудь лейтенанта Эдселла и с силой, но беззлобно толкнул. Лейтенант Эдселл отлетел назад и опрокинулся на пол.

— Прошу прощения, лейтенант, — сказал капитан Дачмин, снова утирая глаза. — Пусть жирная туша, если тебе так хочется. Но могучая. Но бдящая. Не забывай этого.

Телефон у него на столе зазвонил, и он взял трубку.

— Капитан Дачмин слушает… А как же, мэм, — сказал он. — Рядом.

Лейтенанту Эдселлу он сказал очень серьезно:

— Вас, лейтенант! Звонит лейтенант Липпа.

Дверь между маленьким, без окон кабинетиком Ботвиника и более просторной комнатой, где помещались миссис Спен и мисс Джеллиф, была приоткрыта, и потому мисс Джеллиф осмелилась отворить ее пошире.

— Я уже здесь, Ботти, — сказала она. По ее тону, подчеркнуто спокойному и вместе с тем не лишенному оттенка некоторой назойливости, можно было понять, что она осведомлена о крупных неприятностях, грозящих полковнику Моубри и его верным соратникам, и, более того, готова их разделить, коль скоро ей это будет дозволено.

В участливом тоне мисс Джеллиф чувствовалось также, что ей не чуждо то приятное возбуждение, которое мы так часто испытываем перед лицом опасности, грозящей не нам, а нашему ближнему. Едва сдерживая радостное волнение, мисс Джеллиф приблизилась на цыпочках, легко неся свое небольшое, плотно сбитое тело, и положила на стол мистера Ботвиника несколько срочных, с красной полосой, писем, которые она напечатала, прежде чем уйти на ленч.

— Я подумала, может, захотите посмотреть их, — сказала она.

Мистер Ботвиник предавался работе, не щадя сил, он мог трудиться с неустанным усердием с утра до вечера, если того требовало дело. Сейчас он ловко прижимал плечом к уху одну телефонную трубку, а другую держал чуть в стороне. Разговаривая по телефону, он делал торопливые пометки в блокноте, изредка отрываясь от него и бегло просматривая объемистый отчет, лежащий перед ним поверх груды бумаг.

Напротив мистера Ботвиника сидел тощий светловолосый очкарик с сержантскими нашивками и ждал, когда мистер Ботвиник займется им. Весь вид очкарика говорил, что он скорей умрет, чем позволит себе дерзость выказать скуку или нетерпение, однако по нему было видно, что он испытывает крайнюю неловкость. Бедный малый изо всех сил старался показать, что его как бы и нет здесь и, стало быть, он никак не может быть заподозрен в подслушивании беседы, которую ведет по телефону мистер Ботвиник; он все время бросал вокруг осторожные взгляды, то опуская глаза к затейливой табличке на столе «Старший уорент-офицер Ф. К. Ботвиник», то поднимая их на самого владельца стола. Казалось, сержант никак не может решить, какому из замечательных качеств мистера Ботвиника отдать предпочтение.