Михал Вивег - Летописцы отцовской любви

4.

Он живет в маленькой квартирке под самой крышей шикарного модерна. Пять этажей без лифта. Он идет впереди, идет сравнительно быстро, я стараюсь не отставать и при этом не кряхтеть. Вплоть до четвертого этажа двери всех квартир инкрустированы. Облезлая железная противопожарная дверь, через которую мы входим в его квартиру, особого доверия не вызывает.

Помимо всего, на протяжении этого альпинистского восхождения он упорно молчит.

Я ненормальная, говорю себе. Ненормальная.

Подозрительно оглядываю темную прихожую.

- Вход не внушает особого доверия, да? - говорит он.

- Да, конечно, - отвечаю с облегчением.

Как только он открывает вторую дверь, картина сразу меняется. Окна квартирки выходят в парк, и она полна утреннего солнца. Я осматриваюсь: обшарпанный пробковый пол, белая встроенная кухонька, полная грязной посуды, круглый стол с интеллигентскими газетами и журналами, рабочий уголок с компьютером и принтером, большой набитый книгами антикварный шкаф, черный диван, столик с переносным телевизором и массивная двухъярусная кровать с крутой деревянной лесенкой.

Просто и вполне уютно.

Кроме того, приятно, что он не говорит фразы типа "Извините за беспорядок" или "Может, какую-нибудь музыку?" и что избегает всяких обычных клише при знакомстве. Причем настолько успешно, что я до сих пор не знаю его имени.

- Садитесь, - только говорит он.

Молча начинает готовить завтрак. Его молчание создает в комнате, конечно, определенное напряжение, но при этом мне нравится, что он не мелет языком попусту. Он включает чайник, моет чашки, тарелки и выжимает грейпфрут - для этого у него есть специальный изогнутый ножик.

- Классный нож, - отмечаю, - а я всякий раз прорезаю корку, и половина сока вытекает в тарелку.

Он кивает и собирает на стол. Затем приносит наши четыре газеты.

- Забыл, какие ваши, - говорит он. - Кажется, эти.

И подает мне.

- Нет, это ваши, - говорю я. - Если не возражаете, я возьму свои.

- Естественно, - говорит он почти без улыбки, но чувствую, что заработала один балл.

Он наливает чай, надкусывает первый пончик и действительно углубляется в чтение. Хотя, похоже, его что-то все время гнетет, но сейчас вид у него спокойный. Единственное, что в эту минуту, пожалуй, волнует его, - это чтобы джем не капнул на газету.

Я растерянно наблюдаю за ним и в отличие от него сосредоточиться на чтении не могу. Что будет, когда мы прочтем газеты? Он станет на меня кидаться? Разрежет меня на куски своим изогнутым ножиком? В какой-то момент я подумываю, уж не педик ли он - впрочем, я всегда мечтала дружить с каким-нибудь интеллигентным, остроумным гомосексуалистом.

Снова эта красивая улыбка.

- Хотите услышать последнее открытие журналистов-аналитиков "Лидовых новин"? - спрашивает он.

Я киваю.

- "

Туристов привлекают пражские памятники старины", - читает он заголовок крупным шрифтом. - Вы могли бы такое предположить?

- Нет, - говорю я. - Это настоящее открытие:

Он снова погружается в газету, а я тем временем перевожу взгляд на три обрамленные фотографии на противоположной стене. На всех трех одна и та же юная девушка. Красивая.

Он подмечает, куда устремлен мой взгляд, но не испытывает потребности хоть как-то прокомментировать это.

"Производители стальных труб намерены защищаться", - читает он следующий заголовок. Коротко усмехается: - Надеюсь, не трубами:

Я смеюсь.

Затем опять мы долго молча едим и читаем.

- Или послушайте вот это: "Чешские пивоварни за бортом", - наконец говорит он. - Это не журналисты, а сюрреалисты. Фокусники с метафорой. Представьте себе корабль, полный чешских пивоварен: И двух матросов, которые все эти пивные заводы запросто бросают за борт:

Я улыбаюсь.

- Могу я вас кое о чем спросить? - говорю я чуть погодя.

- Нет, - говорит он с веселой решительностью, не отрывая взгляда от газеты.

- Нет?! Что это значит? Я что, не могу вас ни о чем даже спросить?

Наконец он внимательно на меня смотрит.

- Это прекрасная ситуация. Не портите ее.

И он придвигает к себе свой грейпфрут.

- Но поймите, - возражаю я уже с некоторой досадой, - я ведь о вас ничего не знаю. Не знаю даже вашего имени.

С минуту он задумчиво смотрит на меня.

- Я вас понимаю, - говорит он. - Но в самом ли деле что-то изменится, если я вам скажу, что зовут меня, предположим, Эмиль и что служу я в Коммерческом банке и что на уик-энды езжу на дачу в Южную Чехию?

Теперь уже я разглядываю его. Изучаю его лицо.