Виржини Депант - Дрессированные сучки

— Во сколько?

— Вылет — в тринадцать ноль-ноль, там надо быть в одиннадцать ноль-ноль.

— Прости, не смогу.

Мирей в это самое время будет на работе, так что я даже для проформы не сказала, что постараюсь.

Гийом так растерялся, что не сразу ушел к себе. Он ждал, что я скажу еще хоть что-нибудь. Слушая, как медленно закрывается дверь его комнаты, я говорила себе: "Встань, догони брата, постарайся объяснить, что происходит в твоей жизни, извинись за вчерашнее, пожелай счастливого пути!"

Но я уснула. Мне на все было плевать сейчас.

На этом свете существовала одна-единственная важная для меня вещь.

Впервые за долгое время соседка не разбудила нас новым представлением.

Через несколько дней ее нашла мать. Она забеспокоилась, приехала, долго звонила, потом стучала, в конце концов дверь взломали, вошли и увидели, что она висит в петле ровнехонько над своим матрацем.

Странная смерть для девушки, обычно они решают проблему с помощью таблеток, ну, или бритвой по запястьям.

Каждый шаг вызывал жуткую боль в щиколотках, на пятках вздулись пузыри. Вчера идти было тяжело, сегодня — практически невозможно. До двери Мирей я ковыляла медленно и мучительно.

Виктор всегда держался чуть сбоку, пока жалюзи ползли вверх, так что, увидев ноги Мирей, я решила: она так перепила вчера, что вообще не пошла сегодня на работу.

Но вот открылось наконец ее лицо — и оно было в слезах.

Я вошла. Дверь в ванную распахнута. Пусто. Как же давно я не видела эту комнату при свете дня… Мирей как будто хотела крикнуть мне: "Смотри, его нет!"

По красным опухшим глазам было видно — плачет она давно. Виктор явно ничего не рассказал ей о нас, иначе она не рыдала бы сейчас у меня на груди.

Мысли путались, все чувства словно застыли, я думала об одном — как не выдать себя.

Вот что она рассказала:

— Я вернулась рано, но он не спал. Был в боевой готовности. Я даже спросила: "Что, Луиза заходила, принесла тебе кокаинчику?.." Ты так неожиданно исчезла вчера… Приготовила чай, свернула косячок, мы поговорили. И вдруг он психанул, безо всякой причины…

Мирей сидела на диванчике, похожая на маленький, жалкий тюфячок, говорила, как автомат, тихо-тихо, едва шевеля губами, глядя вниз, себе на колени.

— Он собрал свои вещи, и я спросила: "Что ты делаешь?" Он был такой спокойный, но очень странный, такой холодный, отрешенный. Я его испугалась. А он меня ненавидел в тот момент. Ответил, что уходит, а я сказала — это безумие, тебя схватят. А он меня послал. Я загородила дверь, и он взбесился. Начал меня бить, спокойно так, методично… Стоило поднять голову, как он ударял сильнее. Пока я не свалилась на пол в углу. Тут он остановился и сказал: "Ладно, хватит, ты свое получила, могу я теперь уйти?" И добавил: "Лучше тебе забыть меня поскорее, потому что я не желаю тебя больше видеть". Потом кивнул в сторону улицы и прошипел: "Да пусть лучше меня прикончат, но я ни минуты больше не проведу в этом гребаном доме, с тобой, сука! Запомни этот урок, потому что в следующий раз я просто перережу тебе глотку. Ну что, все ясно?" Он сошел с ума… Нельзя ему было уходить вот так, они его достанут…

Она замолчала и снова заплакала — то ли из-за того, что он сказал, то ли потому, что ушел, а может, просто понимая, что он в опасности.

Мирей все повторяла и повторяла, как заведенная:

— Он сбрендил, слетел с катушек, его убьют…

Я спросила:

— Во сколько это было?

— Да господи, и двух часов не прошло… Я пришла около пяти, и до десяти все было тип-топ, а потом он вдруг взвился под потолок, даже о тебе говорил…

Тут она всплеснула руками в знак бессилия, как будто мысли обо мне в подобные моменты — лучшее доказательство его буйного помешательства. Я сделала вид, что соглашаюсь. Так, ладно, соображай пошустрее. Держи себя в руках, вопросы задавай спокойно и небрежно.

— Что он говорил обо мне?

— Когда он хотел уйти, а я стала его удерживать, он сказал: "И передай от меня этой шлюхе — твоей подружке, чтобы шла на хрен. Ни одна сволочь не смеет принимать меня за недоумка, так что она просчиталась!" Вид у него был такой разъяренный…

Вспышка. Взрыв. Удар кулаком в лицо. Моя равнодушная отстраненность дала трещину. Мирей отнесла мою реакцию на счет удивления, тем более что это подтверждало ее версию о "мгновенном помешательстве" Виктора. Она все повторяла и повторяла, качая головой:

— Совсем чокнулся.

Тебе удобно в это верить, тебе везет, что ты способна так себя обманывать, — теперь у тебя есть все звенья цепи, могла бы и догадаться, но тебе удобнее не знать, не видеть.