Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Но Надеждин не успокаивался. Находясь в нулевой отметке координат, он достаточно изучил человечество и справа от себя и слева, и снизу и сверху, чтобы понять, что в математике, а особенно геометрии, оно не сильно. Он даже немного поругал себя за то, что своими графиками отбил у ближайшего к нему человечества охоту к познанию истины и вызвал скуку. Но его собственное место в земной оси координат не давало ему покоя. Из нулевой отметки ему видны были все, и он хотел всех научить жить.

Мысль была не нова, но страшно навязчива. Он видел со своего места, что для тех, кто устремлён вверх, одни мудрецы пишут священные книги, а для тех, кто стремится вниз, другие мудрецы пишут концепции, программы, издают распоряжения, директивы, приказы и даже подписывают законы. Надеждин захотел стать настоящим мудрецом. Мудрецом без кавычек и написать свою священную книгу. Ибо видел из самой середины своей оси, что всё прах и тлен, кроме священных рукописей, которые не горят и которые, как он был уверен, читает Бог.

Он крепко задумался, чем же ещё можно озарить всё человечество. Ответ пришёл не сразу. Сергей Анатольевич был дитём своего времени. Дома он смотрел телевизор и слушал радио. По телевизору его глушили массовой культурой, крепко замешанной на алкоголе, наркотиках, сексе и дураках с оружием в руках. По радио его в основном лечили, предлагая купить разные таблетки, мази, пиявки и даже виброприборы.

Выходя из дома, он, так же, как и другие, ходил по прямым асфальтированным улицам, и боялся сойти с них. В этой его жизни всё, до чего он мог додуматься, упиралось в ось координат. Его дом стоял посреди улицы, один конец которой упирался в роддом, а другой в кладбище, а поперечная улица упиралась одним концом в здание администрации города, а другим в здание цирка. Это был крест, а он, Надеждин, был в середине. Но в этот крест вся человеческая жизнь и укладывалась.

И всё–таки он нашёл. В своей оси координат он обнаружил, что кроме исчезнувших животных, исчезают и книги. Они перестают интересовать человечество. Это был график умирания книг, уходящий резко вниз, но другой график, уходящий вверх, показывал, что человечество эволюционировало благодаря книгам, благодаря словам, написанным в них.

Он так же страстно взялся изучать литературу, как изучал математику. Целый год он читал книги мудрости, применяя к ним свои графики, и прочитав последнюю книгу последнего мудреца, ещё не знавшего ни радио, ни телевизора, решил непременно написать свою, последнюю, завершающую книгу.

Это желание, словно сильный ветер, срывающий военную фуражку с пустой головы, оторвало его от стола и понесло в Большую Пушкинскую Библиотеку. Его влекло необъяснимое желание увидеть все книги сразу. Ему казалось, что увидев все книги, написанные человечеством за сотни лет, он достигнет озарения, просветления и совершит подвиг, выполнит свою миссию на этой земле. Отдаст свой долг человечеству, а может быть даже богам и Богу Единому. Он напишет последнюю книгу, которая охватит собой все предыдущие и подведёт под ними черту.

Для исполнения замысла он приобрёл большую и толстую тетрадь, похожую на кирпич. Он просто мечтал осчастливить человечество, положив последний «кирпич» на самую вершину таких книг, как Библия, Коран, Агни — Йога, «Роза Мира», «Калагия».

Он не покушался на истину, открытую в этих книгах. Он хотел поставить в конце истины свою точку. Он хотел завершить начало пути, проложенного другими мудрецами в этих книгах. Он жаждал абсолюта, такого же, как и в его оси координат: улица и её концы: роддом–кладбище по вертикали, и улица и её концы: администрация и цирк по горизонтали. Из своего «нуля» ему была хорошо видна жизнь всех сторон мира, но он жаждал своей жизни. Зачем? А кто его знает. Видимо, сказался пробел в образовании. В средней школе недосмотрели.

Он вошёл в вожделенные двери библиотеки. Он излучал свет, дышал одухотворённостью, глаза его горели, сердце стучало.

Охранник библиотеки оторвался от экрана телевизора и зевнул. Только предыдущие годы службы на границе с Монголией заставили его вспомнить о бдительности.

Необычный вид потенциального читателя с толстой тетрадкой под мышкой вызвал у него подозрение. Он преградил Надеждину путь и потребовал взять номерок и купить бахилы.

Надеждин всё так же порывисто ринулся в гардероб за номерком и бахилами, а затем обратно к охраннику. Он рвался в хранилище книг, но для него в этой библиотеке были открыты лишь двери читального зала.