Сергей Минутин - Странник и Шалопай

Многих представителей Надеждин знал как ярых атеистов во времена СССР, но времена изменились и теперь они поменяли «Капитал» Маркса на Библию, хотя ни того, ни другого никогда не читали. За них всё выбирала «задница». И эта «задница», с радостью переместилась из жёстких кресел СССР в мягкие импортные кресла православной России.

Теперь «первые ряды» мечтали о возвращении сословий, крепостного права и дворовых девок. Порочная их природа брала своё. За это они и молились. Надеждин был не против их присутствия в храме, тем более что своими реформами президент увеличил их число в сотни раз, создав себе тупой, но крепкий зад–электорат. Надеждин не понимал, почему они в первых рядах.

Этот факт его, обычного человека с улицы, почти паломника сильно настораживал. Он с детства знал о том, что «яблоко от яблоньки недалеко падает», а следовательно и попы с таким вариантом расстановки верующих вполне согласны. А это уже не просто «задница», это полная «жопа».

Душа Надеждина стала неспокойна. Её не успокаивал даже церковный хор, чудное звучание которого доносилось до входных дверей церкви, где, вместе с Надеждиным, ютилась разная «чернь». Надеждин и прочий «галерный» люд речь батюшки почти не слышал и не различал того, о чём он говорит и кому молится, но очень надеялся, что батюшке внимают первые ряды, вслушиваясь в каждое его «живое» слово. Надеждин не видел ни лица батюшки, ни лиц чиновников, но тоже надеялся вместе с нищей паствой, что православное милосердие побеждает диктатуру пролетариата, а также империализм, социализм, коммунизм и даже капитализм, который вновь вернулся, приведя за собой и кризис.

— Ох, уж эти яблочки на тарелочках, — молился Надеждин как умел, — то барышень–дворяночек, да панночек по кабинетам социализировали, а нынче вообще всю страну развратили. Молитесь, сволочи!

Надеждин был зол. Душа его кричала. Господь её слышал.

Надеждин, насмотревшись фильмов о том, как бес входит и выходит, ждал, когда задёргаются первые ряды. Но, похоже, что на этих прихожанах интересы тёмных и светлых сил слились в экстазе, никто не дёргался, все внимали батюшке.

Батюшка перестал читать молитву и перешёл к назидательной речи. Голос его стал громче, слова разборчивей. Батюшка призывал паству к «послушанию» и «почитанию».

О послушании Надеждин и сам мог многое рассказать. Когда на его плечи легли первые курсантские погоны, он готов был загрызть любого, кто отказался слушать приказы его Родины. Он пел песни о юнкерах и кадетах, о господах офицерах и был счастлив. Погоны грели душу, и он догадывался, почему в белой армии было так много безусых юнкеров, гимназистов и прочих осчастливленных перспективным карьерным ростом юношей. Отцы командиры называли их «Иисусовой пехотой». Впереди сияли золотые погоны и звёзды на них. Надо было только разбить «красных».

Когда Надеждин получил первое офицерское звание и стал хоть и «мелким», но благородием, жажда подвига в нём чуть–чуть поубавилась, ну а когда Надеждин дорос до старшего офицерского чина, жажда была утолена полностью, и он совсем ушёл из армии. Номенклатурное положение в её рядах так сдавило душу Надеждина, что он, несмотря на сопротивление тела, ушёл на «гражданку».

Наверное, к счастью Надеждина, вслед за его уходом развалилась и Красная армия, и социалистическая страна, и … ключом забила ностальгия по прошлому, по белым офицерам и царям, по дворянам и крепостным. Тогда ещё слово «послушание» звучало редко. Чиновники предпочитали дурить народ другим словом — «покаяние».

Первый президент России любил набраться водки до состояния поповской ризы и потом каяться. Надеждин его любил. У них была общая молитва: «Господи, помоги оклематься, не буду больше так напиваться».

Потом появилось другое слово «почитание» предков, ни тех, которые клали головы в борьбе с буржуями, а с точностью наоборот. И вот, наконец, эволюция, сделав спиральный виток, пришла к «послушанию» и требовала возвратить царя, а вместе с ним дворян и крепостных, но для начала вернуть все земли церкви.

Послушание! Это вы круто взяли. Вышколенный царский, придворный офицер мог любоваться своим послушанием вышестоящему чину. Он жил всласть и его не гнали на войну, при условии «послушания», погибать за Родину. Послушание вело его вверх по карьерной лестнице и позволяло презирать непослушных. А вот солдата за послушание били в морду, а за непослушание расстреливали, били палками и вешали. Солдата воспитывали скотом, лишая его всего, кроме права пасть за режим. И его, и его солдатскую семью заставляли кланяться барину, а попу ещё и руку целовать. Вот этот солдат из послушных и стал непослушным, когда его протащили через Русско–японскую, а потом и Первую мировую войну. А он на войне не то что господам офицерам кланяться устал, он уже и пулям не кланялся. Так зачем же вы, «мудрецы», призываете его потомков к покаянию. Чтобы снова их поставить «раком».