В город Надеждин вошёл далеко за полночь. Он не дрожал, а даже наоборот, был горяч и страшно голоден. Выбравшись из экстремальных полевых условий, Надеждин помянул добрым словом родную власть, разрешившую торговлю спиртным круглые сутки. В эту минуту ему открылась вся истина внутренней политики. Так выходило, что и с алкоголем и без алкоголя она была абсолютно одинаковой, но вот воспринималась по–разному. В эту ночь и с алкоголем Надеждин любил родную власть.
Супермаркетов в его городе было чуть меньше, чем жителей в нём, и все они работали круглосуточно. Кроме этого, Надеждин жил недалеко от железнодорожного вокзала, а это значит, что жизнь рядом с ним кипела не переставая. Это значит, что продавщицы из ближайших к вокзалу магазинов не боялись ни чёрта, ни ладана, ни термоядерной войны. Ничего не боялись и все окрестные жители. Про таких обычно говорят: «Совсем нюх потеряли». Да и как его не потерять, если вся его страна в эпоху развитого социализма боролась за чистые туалеты и соглашалась даже на платные в них услуги. Страна своего добилась, все туалеты стали платными, но народ предпочитал «ходить мимо».
Одним словом, место, где жил Надеждин, было самым центром мироздания, его пупком, входом и выходом, окном. Поэтому вид Надеждина в третьем часу ночи, в грязном плаще, с перемазанными солидолом лицом и корзинкой никого не удивил. И не такое видали. Если что–то и было удивительное в Надеждине, так это то, что в своём наряде он был трезв. Трезвые люди обычно в это время спят, если они, конечно, не на дежурстве.
Заходя в магазин, Надеждин хотел купить то, что в России не имеет точного определения, а обычно называется: «выпить — закусить», но взгляд его уткнулся в стеариновые свечи.
Свечки сделали своё дело. Надеждин решил, что прямо с этой минуты он начинает новую жизнь: никакого алкоголя, строгая диета, никаких женщин, строгая гигиена и здоровый образ жизни. А для этого, как он начал думать, надо непременно купить свечи, много свечей, чтобы увидеть и почувствовать новые запахи, новые звуки и мысли. Чтобы придумать новые слова, чтобы вырваться из уз физического мира и устремиться в мир тонкий, а потом очищенным вернуться обратно.
Надеждин, не считая, сыпал свечи в корзину. Чтобы ничем не портить охватившее его чувство, он больше ничего не стал брать и устремился к кассе. Он даже зажмурил глаза, проходя мимо стеллажей с водкой и коньяком. Подойдя к кассе, Надеждин полез за бумажником. Бумажника не было.
К счастью Надеждина за кассой дремала одна из его возлюбленных. Она знала Надеждина, как и он её до последней родинки, и хоть пик их романа давно прошёл по причине утончённости души Надеждина и материальности её души, но они продолжали дружить и встречаться.
Надеждин мог устоять перед Соловьём Разбойником, перед Кощеем Бессмертным, но он был абсолютно бессилен противостоять женской красоте. Как только он чувствовал женский зов, в мозг Надеждина врывались слова песни: «Снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето её торопить не спеши», и он сдавался. Кроме того, один его знакомый, насидевшийся в былые времена в закрытом НИИ, когда они совершали совместный набег «по бабам», и душа Надеждина противилась, говорил: «Брось, мы же бессмертные, и, потом, чтобы в этом мире хоть чуточку подняться, надо очень низко пасть». И они падали. Падали очень низко и не раз. Они ураганили, но за всё надо платить.
Противостоять женской красоте и женскому зову Надеждин не мог. Она, даже не считая свечи, только подозрительно оглядев Надеждина с лёгким чувством ревности, сказала коротко: «Будешь должен». Надеждин понял, что пункт его новой жизни «никаких женщин» можно вычёркивать. Но оставались другие пункты, не менее значимые.
С корзинкой, полной стеариновых, свеч Надеждин с победным видом шёл домой. В эти минуты он даже не думал о потерянном где–то бумажнике.
Придя домой, он наполнил ванну горячей водой и всюду наставил свечей: на раковине, по периметру ванны, на полу. Их зажигание доставляло Надеждину огромное удовольствие. Абсолютно голый Надеждин лавировал между уже зажженными свечами и грелся в их маленьких огоньках. С математической точностью Надеждин избегал ожогов. Он сравнивал огоньки свечей с огнём костра и думал над тем, что «бесконечность развития материи заложена в любой точке пространства». Он думал о том, что бардовский костёр и свечи в ванной комнате суть одно — бесконечность.
Надеждин осторожно залез в ванну, стремясь не затушить брызгами ни одной свечи. От горячей воды он весь покрылся гусиной кожей. Тело согревалось. Душа парила в облаках пара. Свечи горели. Надеждин верил в начало новой жизни…
Читать дальше