Сергей Минутин - Странник и Шалопай

— Наверное, здесь не обходится без слуг Дьявола, — думал Надеждин. Ведь кто–то же подводил всех этих дур к нему, кто–то взрывал его чувства, чтобы потом порадоваться и поплясать на их обломках.

Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою половину.

Надеждин тяжёло встал и бормоча себе под нос: «Эх Муза, Муза, где же ты была…», — пошёл из леса в город.

1. С помощью букв, цифр, запахов, звуков, мыслей, слов можно изменить направление психической энергии из тонкого мира в физический мир. Направление из тонкого мира в физический — по часовой стрелке. Из физического в тонкий — против часовой стрелки, если смотреть из Огненного мира на физический, т. е. сверху вниз. Эти Законы даны взглядом Сверху, изнутри!

2. Бесконечность развития материи заложена в любой точке пространства.

Надеждин шёл то по железнодорожным шпалам, то по рельсам, с трудом сохраняя равновесие. До города было километров десять. Можно было ехать на электричке, на автобусе и даже на такси. Но Надеждину было плохо. Дома его никто не ждал. Его вообще, никто нигде не ждал. На родной земле он уже давно жил вне времени и пространства, без семьи и без родины. Это его вполне устраивало, но сегодня он был в депрессии.

По пути в город Надеждин зашёл в сельмаг. В магазине он купил пол–литра водки, две большие луковицы и булку «Здоровье». И теперь, шагая по шпалам, он пил водку, закусывая её луком и хлебом. Сделав очередной глоток, он вставал на рельсы и проверял, достаточно ли пьян, чтобы не свалиться с них.

Монотонность шпал и бесконечность рельс делали своё дело — они успокаивали Надеждина. А мчавшиеся мимо электрички и железнодорожные составы приветствовали его долгими гудками, обдавали ветром и запахом железа вперемежку с машинным маслом. Этот грохот, дрожь земли и запах возвращали городского жителя к жизни.

Наконец, Надеждин достиг того блаженного состояния, когда рельсы стали слишком узкими, чтобы на них можно было стоять, а шпалы слишком выпирали из земли, чтобы не запинаться об них.

Интуиция подсказывала Надеждину, что следующий приветственный гудок тепловоза может стать для него прощальным. Он ещё помнил, что ему было плохо, но в его голове наступило полное затмение, и он напрочь забыл причину своей депрессии. Он даже начал напевать какую–то песенку о водке, железной дороге и встречах на ней. Водка закончилась, но с железной дорогой Надеждин расставаться не хотел. Как былинный богатырь Илья Муромец, он приложил ухо к рельсу, чтобы услышать, что по нему мчится. На счастье Надеждина сталь молчала. Надеждин начал «моститься» головой на рельсе и засыпать. Но его тело, абсолютно не желая такого вот конца, упёрлось руками и ногами в рельс и оттолкнувшись, от него, кубарем скатилось с насыпи вниз. И без того пьяный Надеждин, скатившись вниз и полностью утратив ориентацию, был абсолютно счастлив. В блаженном состоянии он пополз туда, куда было проще, вниз к кустам. В кустах, как партизан в засаде, он и задремал.

Проснулся он в сумерках от холода. Дрожь била Надеждина так, что он прижался нижней челюстью к земле, чтобы не стучали зубы. Вставать Надеждину не хотелось. Дрожали руки и ноги, они занемели от холода и слушаться не хотели. Но, голова была абсолютно ясной. Она благодарила сельмаг за хорошую водку и была удивлена этому факту. Голова хотела домой, в горячую ванну. Надеждин несколько раз отжался от земли и почувствовал руки. Потом он несколько раз согнул ноги. Потом долго тёр лицо и уши руками. Зубы перестали стучать.

Надеждин вспомнил, что с ним была корзинка, а в ней несколько груздей. Он поднялся на железнодорожную насыпь и обнаружил, что все страдания Надеждина приняла на себя его корзинка. Было видно, что корзинка множество раз переворачивалась в воздушных завихрениях, создаваемых железнодорожными составами. Она хоть и была цела, как и сам Надеждин, но была абсолютно пуста и вся в грязи, как и её хозяин.

Надеждин обрадовался своей корзинке, как старой и доброй подружке, и даже больше, так как старых подружек он видеть не хотел. Он схватил корзинку, прижал её к своей груди, точно так же, как маленькая девочка прижимает к себе плюшевого мишку, или солдат — освободитель маленькую девочку. Он даже оттёр рукавом плаща с неё грязь. И в ночных кошмарных сумерках, с корзинкой в руках, весь продрогший, он устремился домой. На ум навязчиво шла песня: «Опять от меня сбежала последняя электричка, и я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке».