— Как им хорошо, — думал Надеждин, — они обречены Богом всё делать правильно. Правильно ползать, правильно летать, правильно, по–своему, по–насекомому или по–животному — жить. Даже если кто–нибудь из них зазевается и станет добычей другого или просто будет раздавлен ногой грибника, то и это будет правильно. Всё у них правильно. А у человека обнаружился интеллект. Ум — «маразум». И с тех пор никто ничего не может понять. Что правильно? Что неправильно?
— И на хрена я растратил столько сил и времени на женщин, которых совсем не любил. Эта запоздалая мысль привела Надеждина к мысли о своём возрасте.
— Раньше, — размышлял он, — я бы перемахнул это событие, как узкий ручей, одним махом, а теперь, — он сбил муху щелчком пальца с лацкана плаща прямо в паутину, — теперь былое и думы. Для таких, как Аннушка, я уже старик, для таких, как окольцованная полубогиня, воспоминания о днях минувших, о своих бывших.
Надеждин отчётливо увидел свою жизнь со стороны. В его жизни не было ничего постоянного. Поэтому женщины хоть и тянулись к нему, хоть и любили его, но в итоге предпочитали ему, хоть грешного забулдыгу, но понятного им и главное управляемого. Да и Надеждин никого не держал возле себя. Он говорил своим женщинам: «Живите рядом. И это всё». Не вместе, а рядом. Это их и пугало.
Надеждин никого не удерживал. Сам он любил один только раз, ещё в ранней юности, но очень пылко, очень нежно. Это чувство он хранил в самых заповедных уголках своей души, хотя и понимал, что именно тогда и «перегорел».
Потом ему нравились женщины. Он влюблялся. Как правило он влюблялся, видев красивую женщину в бедности. Дешёвой, коротенькой сатиновой юбчонки и обтягивающей тонкое тело водолазки или кофточки было достаточно, чтобы Надеждин потерял голову. Он не бросался на этих женщин в стремлении обуть, одеть и украсить драгоценностями. Желающих плодить мифических лярв хватало и без него. Надеждин осторожно и бережно открывал им новые грани жизни. Он их учил говорить, он их учил думать, он их учил любить. С Надеждиным они быстро шли в гору, их двигали вверх на работе, у них появлялись деньги, они начинали нравиться себе и другим. Но всякий раз, достигнув какого–то своего внутреннего покоя, они останавливались и не хотели идти дальше. Надеждин говорил им: «Не останавливайтесь, то, куда вы пришли, это даже не середина пути». Но они переставали его слышать. Они начинали считать, что это им самим так свезло и что от их женского ума и красоты все блага.
Надеждин начинал скучать и уходил от одних к другим. Какой смыл продолжать, если женщина пришла к своему концу. Благо красивых женщин в бедности вокруг Надеждина было не меньше, чем воробьев или муравьев, встречались среди них и подающие надежды на понимание. Но Надеждину не везло.
Девушка иль дама, иль старуха —
Содержанье неизменно здесь:
На уме одна лишь бытовуха,
Чепуха и выгода и спесь.
В материнстве чуть мелькнут просветы —
Комплекс этот заиграет вновь;
На цепи у этого букета
Даже их сердечная любовь.
Этот комплекс как заголодает —
Ты увидишь, будешь сам не рад:
Под красою их и обаяньем
Зубы безобразные торчат…
/Владимир Мусин, Санкт — Петербург/
После таких потерь Надеждин понимал, что в мире ничего нового нет и быть не может. Всё уже где–то было и есть. Если здесь и появляется что–то новое, то где–то это уже давно забытое и старое. И с женщинами всё в точности так же. Кто–то и до него пытался делать то же самое. Так же пытался тянуть женщину на самый вверх, но иссяк, надорвался, и обозвав её «курицей и дурой», ушёл в пустынь, в лес, и ещё чёрт знает куда, лишь бы от неё подальше. Стремление тащить бедную «Дюймовочку» наверх сохраняется, пока в тебе самом кипят страсти и чувства.
И всё–таки где–то глубоко в душе Надеждина жила уверенность, что женщина может быть другом, что она может быть очень мудрой, и что возможно именно новая влюблённость Надеждина станет его большой любовью, так как будет в состоянии понять, чего он от неё хочет. А поняв, она, благодарная, скажет Надеждину: «А давай пойдём вместе. Пойдём не за новым кухонным столом в магазин, а пошагаем к звёздам. Давай удвоим наши силы».
Но пока таких женщин Надеждин не знал. Даже самые юные уже были безнадёжно испорчены родителями, подругами и другими существами.
И вот теперь, лёжа под елью, в осеннем промозглом лесу, Надеждин понял, что он «приплыл». И что, видимо, (он оставлял ещё себе надежду) ему не повезло в этой жизни точно так же, как и многим другим до него. Он был абсолютно пуст. Он не нашёл свою вторую половинку.
Читать дальше