Галина Докса: Мизери

Полегчало. Она возвращается на проспект. Девчонки след простыл.

«Надо бы зайти в кафе выпить соку», — думает Света, но, вспомнив, что потеряла кошелек, ныряет во двор и почти бегом, за минуту, доходит до остановки.

Трамвай переполнен. Света стоит в среднем ряду без опоры, прижимая легкую сумку к боку, и по ногам ее, мокрым насквозь, бегут мурашки тревоги. «Она нарочно, — медленно думает Света. — Она это делает нарочно». Тошнота подступила к горлу. Света теряет сознание. Ноги ее подгибаются, и она тяжело оседает книзу, отпустив сумку. Одетый в полушубок мужчина из первого ряда резко поворачивается, вильнув «дипломатом», и ударяет кованым углом по Светиному колену. Боль возвращает ей сознание; Света выпрямляется и внимательно, напрягая зрение, глядит на заросшую черным широкую мужскую шею, вырастающую из рыжей овчины, налитую кровью и силой, багровую, в пупырышках аллергии…

Света закрывает глаза.

Дома она долго стоит под горячим душем. Дверь ванной распахнута настежь, и Света может слышать музыку, на фоне которой проходят по экрану телевизора титры старой итальянской мелодрамы, наверное, бывшей когда–то в советском прокате, потому что музыка знакома Свете. Она о чем–то напоминает.

Начинаются новости. Света прислушивается, выключив воду. Война еще идет на Кавказе. Идут слухи об отставке министра обороны. Идут переговоры между сербами и хорватами. Прошла демонстрация протеста в Москве. Нет, не в Москве, а в Минске. В Белоруссии у Светы живут родственники, но она с ними незнакома. После маминой смерти оттуда пришло письмо. Света не прочитала его. Где–то оно валяется в квартире, надо бы найти…

Идет юбилейный спектакль… проходит смотр… стартует чемпионат… идет снег… надвигается циклон…

Во Владивостоке… В Иркутске… В Красноярске…

На Урале… В Поволжье… На Кавказе… В странах Балтии… В Санкт — Петербурге…

Света включает воду и садится под душем, обняв колени. Ей жарко. Мыслей нет. Телефон звонит, потом замолкает, опять звонит. Света, встряхнувшись как собака, пробегает в комнату и снимает трубку. С волос ее на пол стекают теплые струйки.

— Да! — говорит она.

— Я был неправ, — гудит в трубке.

— Нет, — говорит себе Света и кладет трубку у телефона.

Она возвращается в ванную, включает холодную воду и долго стоит под душем, пока может терпеть.

Халат белый, как снег, мягкий, как пух. Плед на тахте уютный, тяжелый. По телевизору транслируется «Норма» Беллини. «Эта ария… — думает Света, — эта ария — лучшее, что я слышала в жизни».

Дослушав арию, она выключает телевизор и подходит к телефону. Она решила позвонить Инге. Возможно, та еще не успела уехать. Света не помнит номера. Записная книжка заложена перчаткой — чужой. Перчатка коробится от высохшей грязи. Света трет ее и бьет, потом встряхивает…

Что–то маленькое и легкое вылетает из кожаного раструба и падает к ее ногам.

Света наклоняется, подбирает упавшее — кусочек стекла? камень? — и кладет на ладонь. В прихожей темно. Легкий камушек, выпавший из перчатки, искрится, поймав тонкий луч, отразившийся от зеркала, висящего в простенке. Шагнув в комнату, Света подносит его к глазам. Он прозрачен, бесцветен и играет гранями, как лопастями винта. Света никогда не видела таких камней. Она крутит находку в щепоти…

«Как же? Сняла вместе с перчаткой… Где–то у мамы был альбом «Самоцветы». Но это не самоцвет. Алмаз?..»

Взглянув на телефон с трубкой, лежащей рядом, Света вспоминает, что собиралась позвонить Инге. Она опускает камень в карман халата, берет трубку и несколько секунд слушает короткий пульс гудков в ней. Быстро нажав на рычаг, Света набирает код, мало веря в то, что застанет девушку дома. Инга выходит замуж. Ей двадцать пять… Отсчитав двадцать пять гудков, Света вешает трубку. Сразу звонит телефон. Приподняв трубку, Света мягко роняет ее на рычаг и выдергивает провод из розетки. Она забыла о камне, утонувшем в кармане халата.

«Хороший у меня халат, — опять подумала Света и легла на тахту. — И плед у меня замечательно уютный. Как замечательно, что я купила его пять лет назад, когда все было дешево. Я тогда переплатила…»

Света хочет вспомнить, сколько она тогда переплатила за плед, но у нее не получается. Подобрав колени к самому подбородку, она притворяется, что замерзла, и поэтомужестоко дрожит под тяжелым пледом.

“« Ябылнеправ» , — мерзкое какое сочетание звуков!»

Света в отвращении передергивает плечами.