Евгения Кононенко - Без мужика

Настало раннее утро. Объявили посадку. Гелена увидела на регистрации других стажеров, которые с ней поздоровались. Ее сумка уехала по ленте багажа. Если б не та бородулинская лахудра, Тони сейчас провожал бы ее до паспортного контроля, а перед этим они бы долго сидели рядом, сжимая руки друг друга. Но, наверное, так оно лучше, подумала Гелена, плывя по движущемуся полу бесконечного коридора, который выходил к терминалам, возле которых стояли самолеты. Теперь хотя бы не надо думать, что именно врать Артему и куда прятать Тони, если тот приедет. Антониус не приедет, и Таня-Ира тоже к нему не поедет. Только бы с Артемом все было в порядке. Господи, только бы у него все было хорошо…

Артем встретил Гелену в Борисполе. Он отметил новый роскошный костюм, в котором она вышла к нему из раздвигающихся дверей. Всю дорогу в такси ехали молча, потому что сказать друг другу могли только очень значимые слова, которые не скажешь в присутствии хмурого водителя. Артем сжимал ее руку, и она ее не отнимала, и они молчали, и молчалось им легко.

Артем не позволил Гелене расплатиться с таксистом. Они поднялись к себе.

— Ты голодна?

— Я ела в самолете. На международных рейсах хорошо кормят…

— Я знаю. Но все-таки я кое-что для тебя приготовил.

В гостиной накрыт стол. Вино, бокалы, закуски. Артем наблюдает за реакцией Гелены. Господи, она, кажется, даже скрывает слезы. Садится за стол в дорожной одежде, хотя, обычно, с дороги прежде всего хочется пойти в душ. Артем садится напротив.

— Вина?

— Откуда у тебя деньги?

— Две из моих песен купил один театр для нового спектакля. Расплатились сразу. Это не бог знает сколько, но будут и другие заказы, а еще я устроился в тот же театр работником сцены. Опять же не бог знает что. Но все же кое-что… мы с сыном выучили одну песню дуэтом. Сегодня вечером споем ее для тебя… Экспедиций больше нет, но надо как-то жить.

— Да… надо… — тихо сказала Гелена, вспоминая, что вчера она неоднократно слышала эти слова от бородулинского семейства.

— Тебя долго не было. Я тебя ждал. Когда тебя не было рядом, я понял, что должен встретить тебя… Наверное, мне был нужен этот опыт… — закончил он и сразу поменял тему. — Как тебе ездилось, Гелена?

Она вздрогнула. А потом все же заговорила:

— Будто ты не слышал от друзей и знакомых, что такое заграничная стажировка? Месяц оплаченного безделья и полное выпадение из обычной жизни.

— Стихи — это тоже выпадение из обычной жизни…

— Ты можешь издать свои стихи. У меня есть деньги. — Гелена вытащила из кошелька новенькие зеленые купюры, которые позавчера вечером получила от Антониуса ван Ремера.

— Зачем ты хочешь пустить эти деньги… на ветер? Ты же их заработала. Тебе столько всего нужно!

— Это не те деньги, на которые можно жить. Я их не заработала, а… можно сказать… выиграла в какую-то дикую лотерею. Помнишь те деньги, которые ты когда-то привозил из экспедиций?

— Полевые? Которые экономил и под которые писал фальшивые отчеты? Как их забудешь?

— Так разве на них можно было что-нибудь купить? Мебель или хоть шторы на окна? Их можно было только пропить, прогулять, пустить на ветер. Так и эти деньги. Их можно только пустить на ветер. Или на стихи.

— Спасибо, Гелена, не представляю, где ты могла их взять…

— Могу лишь сказать, что не украла.

— И они, если ты так решила, будут оправданы.

— Дай Боже.

— Потому что каждая строчка стихов посвящена тебе…

Мир, в котором мы живем, создан мужчинами. Они строили его для себя и, не считаясь с женщинами, установили свои законы, развязали войны, придумали способы и аппараты подавления и удушения. Женщины же вынуждены жить по негуманным законам, которые им навязали мужчины. Это правда. Но не вся. Лишь так называемая «сермяжная истина», которая не может трансформироваться в настоящую правду. В мире, построенном мужчинами и для мужчин, есть еще немаловажный, чисто женский филиал, государство в государстве, по законам которого живет немереное количество женщин. Женщины организовали его для себя и установили свои законы. Это мир, куда, по возможности, не пускают мужчин и откуда к ним тоже не отпускают.

Ты родом именно из такого мира. Именно в нем всегда принимались самые существенные для тебя решения, хоть женщины, как говорят феминистки, якобы не допущены к сфере принятия решений. Для нас мир мужчин существовал где-то очень далеко. Да, на праздники на каждом столбе вывешивали портреты старых дебильных «вождей» — сплошь мужчины… Но нам до них не было никакого дела, и им до нас — тоже. Мы никоим образом не касались большого мира, где правят мужчины. Воспитательницы в детских садиках, учительницы в школах, врачихи в поликлиниках, продавщицы в магазинах и аптеках — все это женщины, женщины, женщины. Умные и не очень, квалифицированные и не очень, милые и не очень. С ними, и только с ними, приходилось жить и выстраивать отношения.