Евгения Кононенко - Без мужика

Каждая классификация сплющивает объемный мир, это он знал уже тогда. И все равно, придуманное им вертикальное распределение людей его очень увлекало.

— А, третий мир, нам говорила географичка или историчка…

— Нет, это совсем другое… Другая классификация… три мира… Нижний, средний и там, вверху, высший. Все мы живем во втором, среднем мире, стоим в очередях или даже если не стоим… Ездим в переполненном транспорте… Что-то делаем ради хлеба насущного, иногда ходим в гости с бисквитным тортом…

— А дядя Юра вчера принес «Киевский»! Вот повезло! Почти без очереди! Давали на углу Житомирской, представляешь?

— Даже, если достанем «Киевский», это все равно средний мир, не высший. А под нами — низший… Там на грязных матрацах спят в подвалах или на чердаках. Там проигрывают людей в карты, там тюрьмы, следственные изоляторы, привычка к побоям, синяки.

Он замолчал, — вспомнил, что дядя Юра недавно залепил маме Марианны как раз такой синяк.

— Это все, конечно, бывает и в среднем мире, но там, внизу, понимаешь, все в сто раз страшнее, там страшные законы, там люди уже не люди!..

Однажды в их почтовом ящике оказалась открытка с таким текстом: «Положи, паскуда 500 руб. под тот камень, а то матку вырву». Перепуганная мать побежала к участковому милиционеру.

— А, это не вам, это Вальке из тридцатой квартиры, — успокоил участковый, и реальное, законное существование ужасного нижнего мира с его серыми, непонятными и пугающими, но все-таки людьми, впервые поразило его.

— Но существует еще третий мир, высший. Там читают Шекспира! В оригинале! Без словаря! Там люди собираются, чтоб читать стихи и слушать музыку, а не пить водку, хотя рюмочку могут выпить и там… Там что-то поняли про жизнь, что-то важное…

— А что тут понимать? Есть деньги — вот и хорошо, — будут и книжки, и музыка. Маме Булгакова предлагали — так за 120 рэ. Это же кримпленовый костюм! А хороший проигрыватель — знаешь, на сколько потянет?

Ответы Марианны его не раздражали. Что с нее взять? Безнадежная обитательница среднего мира. Неблагоприятные условия могли бы толкнуть такую ниже. Но никакое счастье не заставит ее пробить верхнюю границу, за которой начинается бесконечность.

Больше всего он любил сидеть за письменным подоконником в последние дни весны, когда уже не нужно было тащить через весь коридор удлинители для лампы. В розово-фиолетовом небе вспыхивала первая звезда. Лента Днепра синела словно вена на горле. А когда цвели яблони и вишни, от красоты вида из окна можно было сойти с ума. Он открывал окно, не боясь шальных сквозняков большой несуразной квартиры, и иногда в окно залетали бело-розовые лепестки. И тогда ему казалось: еще немного — и он вырвется из тенет среднего мира и навсегда переберется в высший, третий мир. Там будет с кем поговорить и будет где побыть в одиночестве. Там будут по-настоящему прочитаны вечные книги и найдутся ответы на вечные вопросы. А рядом будет девушка, красивая, как Марианна, и такая же умная и добрая.

— Молодой человек, а почему бы Вам не делать уроки в моей комнате? У меня есть хороший письменный стол. Я им почти не пользуюсь.

Он вздрогнул, к нему впервые обратились на «вы». Это был Микола Маркиянович, собственник квартиры за дверью, обитой дерматином. Комната служила адвокату парадной гостиной, и была так велика, что Миколе Маркияновичу и его покойной жене удалось выкроить себе небольшую прихожую и даже добиться постановления местного совета, чтобы построить собственный санузел. Так что коммунальными удобствами Микола Маркиянович не пользовался, а значит, не принимал участия и в их уборке, что вызывало лютую ненависть на коммунальной кухне. Но кипятить чайник или одиноко варить какую-нибудь кашу приходилось на общей с горластой Зинкой плите. На кухне Миколу Маркияновича называли «профессор», но, как выяснилось потом, профессором он так и не стал, хотя много лет преподавал в университете.

— Профессор! У вас снова каша убежала! — кричала горластая Зинка с особым восторгом. Так ликовала дворничиха, если его мама, случалось, бросала мусор не в тот бак: «А еще учительница!..» Микола Маркиянович покорно вытирал плиту тряпкой, обжигая руки о горячую решетку.

— Профессор, вы взяли не ту тряпку! Сколько раз вам говорили: тряпка для плиты висит на гвозде, а эта для посуды! — не успокаивалась горластая Зинка…

— И почему бы вам не воспользоваться моим помещением, молодой человек? — повторил Микола Маркиянович.