Азия Биби - Приговоренная. За стакан воды

Я расстроилась, но постаралась не задерживаться на мысли о потерянной надежде.

— Теперь рассказывай хорошую новость.

— Уверена, что хочешь ее услышать? — поддразнил меня Ашик.

— Конечно! Расскажи скорее, пожалуйста!

Дочки завороженно смотрели на него. Муж сделал глубокий вдох и выпалил:

— Папа Бенедикт XVI говорил о тебе на площади Святого Петра в Риме, в Италии.

Я подпрыгнула от радости и вскрикнула:

— Не может быть!

Охранник жестом велел мне успокоиться. Я села смирно, чтобы моих гостей не выгнали раньше времени, и тихо произнесла:

— Рассказывай! Как это произошло? Не могу поверить, что Папа говорил обо мне!

— Я не очень знаю, почему… наверное, Шабаз Батти говорил с ним о тебе. Или потому что я много раз отвечал на вопросы иностранных журналистов после того, как тебе вынесли приговор. И потом, знаешь, ты первая и единственная женщина в Пакистане, которую приговорили к смертной казни в этом веке, вот почему все интересуются тобой.

— А ты не знаешь, что он точно сказал?

— Знаю.

— Чего же ты ждешь? Говори скорее!

Ашик и девочки рассмеялись при виде моего нетерпения, а мне было так хорошо с ними, что я хотела бы провести так весь день.

— Вот что она сказал перед тысячами людей на площади и у экранов телевизоров: «Я думаю об Азии Биби и ее семье и прошу, чтобы ее как можно скорее отпустили на свободу». И добавил, что молится за всех христиан Пакистана, которых часто подвергают насилию и дискриминации.

— Ого…

Это было все, что я могла сказать.

— Вот видишь, он говорил и о нас тоже, о «ее семье». Так что ты не единственная звезда, — продолжал Ашик, посмеиваясь.

— Это просто невероятно… Вот видите, дети, не все потеряно. Нужно продолжать верить, Господь с нами и Он вызволит меня отсюда.

Двое охранников подошли и сделали знак, что свидание окончено.

Прежде чем они приковали меня к ремню, я обняла дочек.

— Я люблю вас, девочки мои. Не волнуйтесь, мама скоро вернется.

Ашик помахал мне рукой и лукаво подмигнул.

Вернувшись в камеру, я не могла прийти в себя. Папа Римский думал обо мне и молился за меня.

Неужели я заслуживаю такой чести и такого внимания? Почему именно я? Ведь я всего лишь бедная крестьянка. В мире наверняка есть и другие люди, которые страдают так же, как я, или находятся в еще большей нужде.

Благодарю Тебя, Господи, благодарю за все добро, которое Ты сделал для меня сегодня.

Впервые я уснула в камере с теплом на сердце.

Я проснулась от боли. Она пронизывала все тело. Суставы ныли, руки и ноги затекли, спина одеревенела. Казалось, я старуха, которая боится холода и сырости.

С тех пор как меня арестовали, я спала на лавке из плетеных веревок, без простыни и подушки, завернувшись в потрепанное одеяло. В Пенджабе зима длится не больше двух месяцев, но январские ночи самые холодные. С детства я замечала, что в это время года температура опускается ниже нуля. Я несколько раз спрашивала разных охранников, можно ли мне получить дополнительное одеяло.

Один из них просто ответил «да» и улыбнулся, но прошло уже много дней, а я все еще жду. Я не настаивала, чтобы не сердить их и не показывать, что это для меня важно. Может быть, они в конце концов сжалятся, увидев, как я лежу, прижав колени к подбородку. Так я проводила большую часть времени, стараясь сберечь тепло, которое исходило от моего изможденного тела.

В ту ночь меня вновь сковывал холод, но еще и страх. У меня возникло жуткое ощущение, что я навеки осталась одна. Я не могла представить, что всего через несколько часов это чувство не будет беспочвенным, и я потеряю остатки надежды, которые теплились во мне.

В тот день, 4 января, я заметила, что вокруг стало оживленнее, чем обычно.

В коридоре было шумно, слышались быстрые нетерпеливые шаги, чьи-то ноги задевали железное ведро, стоявшее на другом конце помещения для охранников. Хлопали двери. Все эти звуки эхо доносило до моей камеры. Я вскочила. Раздался металлический звук, потом все снова стихло. Эта беготня пугала меня.

Мое сердце билось чаще. Я уже не чувствовала холода, меня полностью поглотил страх. Я была уверена, что все эти перемещения как-то связаны со мной, что меня скоро поведут на казнь. Этот ужас был настолько сильным, что я потеряла чувство реальности. Мне казалось, что все продолжалось часами, но прошло всего несколько минут, прежде чем звуки замерли возле моей двери. Я услышала тишину, тяжелую, почти физически ощутимую. Мне хотелось убежать прочь из этой тюрьмы, но я не двигалась с места, будто скованная этой зловещей тишиной. Опустившись на колени напротив облупившейся стены камеры, я молилась о том, чтобы не слышать больше того, что означало мой конец — этой красноречивой тишины, свидетельствующей, что я обречена. Руки дрожали, я чувствовала, как лицо бледнеет, тело бьет озноб. Я сосредоточилась, чтобы не расцепить руки, и закрыла глаза.