Стефан Хвин - Гувернантка

К дому на Новогродской подкатывали экипажи, из которых выходили солидные господа в пальто из хорошей шерсти, в руке — саквояж с медицинскими инструментами, шляпа из темного фетра, очки в золоченой оправе. Почтительные приветствия, рукопожатия, консилиумы, таинственные обряды в тишине, когда нас выставляли из комнаты панны Эстер, тщательно закрывая дверь, а за дверью — степенная речь, уверенные голоса и минуты молчания, пока домысел обретал форму диагноза; затем спуск по лестнице, надевание пальто в прихожей, брошенные вполголоса замечания, из которых следовало, что «диагноз поставить затруднительно», «рекомендуются укрепляющие препараты», «больше свежего воздуха, но избегать солнца».

Громкие имена, которые прежде можно было услышать только в разговорах в Собрании, эти громкие, с придыханием произносимые в салонах имена вдруг оборачивались живыми персонами. Аркушевский, заведующий клиникой на Церкевной. Шварцман из больницы св. Лазаря. Гильдебранд, который по возвращении с практики у Эберсдорфа в Ганновере открыл кабинет на улице Леопольдина и быстро завоевывал популярность. Ян отыскивал новые адреса. Мы садились в пролетку; потом — парадные роскошных домов, мраморные лестницы, приемные с пальмами и свежим номером «Курьера» на кипарисовом столике, беседы с мужчинами с белыми ухоженными руками. Панна Эстер просыпалась в испуге, когда над ней склонялись, бережно обхватив пальцами узкое запястье. Советовали поменять климат, предлагали подумать насчет Тироля или Ривьеры, потом добавляли, что в таком состоянии… Доктор Климашевский, понизив голос, рекомендовал лечение медом в сочетании с холодными ваннами, поскольку это единственный способ остудить кровь. Доктор Овалов только махал рукой. Холодные ванны! Куда лучше есть средства, надо их только знать! И не бояться! Он обвязывал руку панны Эстер резиновым жгутом, ланцетом надрезал вену на предплечье — выпускал целый таз крови. Панна Эстер бледнела, падала на подушки, с трудом размыкала веки, а он напоследок рекомендовал нежирное мясо, один кусочек в день, немножко творога — с кукушечье яйцо и зубчик чеснока в липовом меде, не больше, упаси Бог!

Ян, вернувшись из Неборова, всплескивал руками: «Метод Бруссе! Да это же напрочь устарело! У него на все был один рецепт: пускать кровь. Франция тогда совсем обезумела. Из Венгрии и Трансильвании начали миллионами привозить пиявки. Целыми вагонами, прямо в Париж! А Бруссе этот? Едва приходил в отделение, первым делом спрашивал: “Сколько у нас сегодня новых больных?” Ему говорят: “Десять”. — “Отлично, приготовьте на завтра триста пиявок”. Неудивительно, что люди выходили от него без кровинки в лице и на лестнице теряли сознание. Этого Овалова близко нельзя подпускать! Пусть лечит своими методами солдат в Цитадели [17] Варшавская цитадель — крепость, построенная по приказу царя Николая I в 1832–1834 годах после разгрома Ноябрьского национально-освободительного восстания; в течение ста с лишним лет служила тюрьмой для повстанцев и противников режима. !»

На буфете рядом с темными фотографиями далекого города и картами из петербургской талии Греча, которые мать спрятала в лакированную шкатулку, теперь сверкали на солнце аккуратно уставленные в ряд пузырьки с розоватой и фиолетовой жидкостью, фарфоровые мисочки и эмалированные кюветы. Латынь, прежде звучавшая на воскресной мессе, торжественно и громко выпеваемая прелатом Олендским у подножия алтаря, вьющаяся готическими цепочками букв на средневековых картинах, изображающих Боль, Суд и Наказание, сейчас, старательно выписанная, горела красными буковками на обвязывающих склянки бумажных лентах. Молодые врачи из больницы Младенца Иисуса перешептывались в углу, пока профессор Аркушевский выстукивал пальцами светлую спину панны Эстер, и потом молча расходились.

После третьего или четвертого визита врачи разводили руками и отказывались впредь приезжать. «Надо ждать. Может быть, пройдет само собой. Диагноз поставить трудно. Симптомы противоречивые». Потом при нас остались только Ян и доктор Яновский. Едучи с одного конца города на другой, я не мог избавиться от впечатления, что небо над нами темнеет, хотя солнце стояло в зените.

И возможно, именно тогда, под этим потемневшим в разгар солнечного дня небом, которое плотным, разглаженным ветром куполом накрыло город, отрезая нас от прозрачной ясности, я подумал, что кто-то всерьез вознамерился отнять у нас панну Эстер.