Бенито Вогацкий - Дуэт с Амелией

Пыль осела и превратилась в грязь-все кончилось...

Мать и Амелия сидели рядышком на скамье у печки. Амелия была бледна как смерть. И глаза ее очень напоминали глаза той женщины на картине, что висела в ее комнате. Взгляд их как бы проходил сквозь тебя. Он был устремлен куда-то вспять, на тот берег широкой реки, с которого мы только что уплыли. Теперь мы оба стояли на другом берегу, и оба не знали, те же ли мы теперь, какими расстались на том берегу, или на другом берету уже и мы другие...

Мать сидит потупившись и боится взглянуть мне в глаза. Я кажусь сам себе солдатом, вернувшимся домой с фронта. Война кончилась. И поскольку я молчу, она поднимается и идет за половой тряпкой...

На столе початая бутылка шнапса, рядом на газете шматок старого сала. Шнапс этот мы получили по талонам еще два года назад.

Я сразу спросил:

- Где Швофке?

- Так узкоколейка же дальше пошла, в сторону Зипе, - ответила мать.

Вот оно что.

Вот с кем хотелось бы мне сейчас потолковать.

Мать вытерла грязную лужицу у порога.

Амелия все так же молчала, и глаза ее все так же были обращены вспять.

- И долго он здесь пробыл?

Порядочно.

- Что он сказал?

Мать вздохнула. Она немного стеснялась Амелии. Но та вроде бы не прислушивалась к разговору.

- Отдраить всю грязь до живого тела.

Мать пожала плечами. Мол, она только повторила его слова.

Да, он был здесь. Так сказать мог только он.

Амелия выжидала. Она чувствовала, что я пропах войной. И может статься, что теперь мне уже не захочется вместе с ней восторгаться канавками на древних черепках и всем прочим. А ее утонченность и чувствительность, может, тоже сочту накипью, которую надо сбросить. Вполне могло быть и так...

И она очень осторожно, как бы невзначай, слегка выдвинула из-под скамьи ногу.

Но я-я любил ее по-прежнему. Именно теперь, когда она сидела тут рядом, перебирая ногами по щербатому полу, и была так далека.

В моей жизни это был первый грустный день. А может, первый настоящий.

Ко всему прочему я еще вспомнил вдруг про выстрел у пруда.

- Он сам его пристрелил. Представьте себе: своими руками уложил и даже еще подождал не шевельнется ли. - Я налил себе из бутылки.

И вот я дома. Черт побери, меня прямо распирало от гордости. Ведь я был там, когда его прикончили. Та-та-та-та-та! И готово дело!

Амелия испуганно вздрогнула и прижала ладони к печке. А мать даже выбежала за дверь, словно моей жизни угрожала опасность и надо было меня спасать.

- Скажи, чего Донат от тебя, собственно, добивается? - спросил я Амелию.

И вдруг весь затрясся в ознобе. Видимо, слишком долго сидел на холодной земле.

У меня едва хватило сил, чтобы встать, держась за спинку стула и, шатаясь, добраться до кровати в каморке. Как раненое животное залезает в нору, чтобы там умереть, так и я залез под одеяло и сразу затих.

Амелия прилегла рядом и несколько раз погладила меня по голове, чтобы успокоить. Но рука ее дрожала-видимо, Амелия волновалась еще больше, чем я. Кажется. она даже тихонько что-то запела. Да, скажу я вам, горячие были дни!

13

Времени, которое потом наступило, ямного позже- посвятил несколько строк, которые кажутся теперь слегка напыщенными.

Мне и самому они не очень нравятся, и все же я привожу их здесь, поскольку в них содержится чистая правда. Вот эти строки:

"Когда началось лето, деревня взорвалась(!) и разлетелась на части. На развалинах старой жизни происходили танцы. Дважды в неделю под музыку двух оркестров-духового и трио: скрипка, аккордеон и ударные инструменты. Оба оркестра наяривали наперебой и поддавали мирной жизни жару. Во время перерывов потные, запыхавшиеся мужчины тащили своих полуоглохших партнерш за огороды или в придорожную канаву. Д орле-Пышечка по прозванию и шлюха по призванию-каталась как сыр в масле:

из травы за амбаром выглядывали лишь се круглые колени, отливая в лунном свете серебром. А сменщики один за другим ныряли в неглубокую бездну, издавая нутряной вскрик".

Такой у меня тогда был стиль. Чуть дальше я завернул еще почище:

"Голод выплеснулся из халуп поденщиков, высадил ворота хлевов и порезал всю живность". И еще: "Вниз к пруду по канаве ползло (!) горячее месиво из крови, щетины, перьев и щелочи. Воздух накалился от алчности и топленого сала. Не нужен ни бургомистр, ни учитель. И вишневые деревья вдоль проселка тоже никому не нужны.

Нужны лишь старые мотоциклы из кюветов вдоль шоссе, чтобы, напившись, врезаться с разгона в стену какого-нибудь сарая.