Бенито Вогацкий - Дуэт с Амелией

Донат не шелохнулся.

Но от танкиста из Пятигорска не ускользнуло выражение бессильной злобы, с каким тот, у кого руки были связаны за спиной, буравил глазами этого нового, в грубых штанах. Он ведь хорошо выспался, как я уже говорил.

Но сперва танкист во все горло гаркнул:

"Подъем!" - и все вокруг пришло в движение. Солдаты влезли в танки, моторы взвыли, дома в деревне задрожали мелкой дрожью, занавески ожили. И Каро, паша овчарка, тоже прибежала на шум. Опустив голову и хвост, она растерянно жалась поближе к людям. И даже проползла на животе по носкам сапог танкиста -тот вспомнил пса и засмеялся. Слегка приласкав собаку, он крикнул что-то своим. Тогда из танка вылез солдат с брюшком - единственный толстяк среди них-и вытащил что-то из кармана. Почти все русские тут же закатились дружным хохотом. А танкист из Пятигорска подозвал Каро, погладил его по голове и быстрым движением нацепил псу на шею Железный крест первой степени за особое бесстрашие перед противником.

Не знаю уж, где они его взяли. Но хохот стоял такой, что его громовые раскаты разнеслись по всей округе до самого леса. Каро завертелся волчком, стараясь подцепить крест зубами, но тщетно-лента плотно охватывала шею и крест висел как приклеенный.

Збигнев совсем рассвирепел от отчаяния.

Не для того они с Юзефом ждали тут, изнемогая от нетерпения, чтобы у них на глазах устраивали какие-то дурацкие забавы. Зло, причиненное им, взывало к мести. Он схватил танкиста за грудки-я даже рот раскрыл. Вот они какие-люди как люди, бывает что и поссорятся. Значит, и мне нечего их бояться.

Танкист спокойно выдержал наскок поляка, все понял, что тот сказал, но в ответ лишь улыбнулся. Видимо, у него было другое понятие о задачах передовых частей. Он обнял поляков, отсыпал им махорки из своего кисета и, пока они сворачивали цигарки, внимательно слушал, что те ему наперебой рассказывали, то и дело сочувственно кивая им в знак согласия, а когда они умолкли, вздохнул и отрицательно помотал головой. Танки взревели так, что земля задрожала. Каро с Железным крестом на шее растерянно заглядывал всем в глаза. Я окликнул ею, но он не послушался. Пес словно рехнулся и уже не отличал своих от чужих.

Юзеф и Збигнев вне себя от возмущения что-то кричали, стоя в клубах дыма и воздевая руки к небу.

Михельман пытался перекричать и их, и рев танковых моторов, обращаясь все время только к Донату, только к нему одному.

Обезумев от ужаса, он отчаянно умолял помочь ему. Вероятно, именно его отчаяние и заставило танкиста задуматься. Ему вообще-то надоела эта сцена, дело затягивалось, ему хотелось поскорее туда, вперед, - ну уж ладно, может, и впрямь дело срочное, нельзя откладывать. И тут его осенило. Он шагнул к тому немцу в грубых штанах, что за все время не проронил ни слова, и, повинуясь какому-то чутью, спросил, ткнув пальцем в сторону Михельмана:

- Фашист?

- Да, - ответил Донат спокойно и решительно. - Фашист.

Таким он представлял себе простых немцев, этот танкист, поэтому он кивнул и протянул Донату свой автомат. Донат взял автомат, вспомнил слова Михельмана насчет "другого выхода", отошел немного в сторону, примерился, чтобы дуло глядело на пруд, а не на дом каретника, и нажал на спуск. Длинная очередь точно прошила цель. Ни одной пули не шлепнулось в воду.

Когда Михельман затих, Донат вернул танкисту автомат и слегка поклонился.

Выстрелы доконали нашего бедного Каро: дико визжа и подвывая, он бросился по улице в глубь деревни, бешено набрасываясь на всех, кто попадался на пути.

Танкист поглядел на мертвое тело, покачал головой, сплюнул и полез в танк. Танковая колонна русских, так уставших от необходимости убивать, вздрогнула и тронулась с места.

У меня поплыло перед глазами - накурился, наверное, сверх всякой меры. Каро с Железным крестом на шее весь день носился по деревне как очумелый, а к вечеру стал жалобно скулить под дверями. Но в дом его так никто и не пустил. Все от него отвернулись.

12

Пол в комнате был не просто вымыт, а выдраен и выскоблен добела. Я шагнул через порог, и с ног сразу натекла большая грязная лужа.

- Дождь, - сказал я.

Дождь смыл все. Следы, оставленные танками, белые лепестки вишен на булыжнике, кровь Михельмана - "спасителя", окурки поляков...

Почвы в той части провинции Бранденбург песчаные, и над Хоенгёрзе всегда висело легкое облако пыли. Но когда в деревню пожаловали тяжелые танки, она вообще потонула в густом желтом тумане. И в той драме, что разыгралась на берегу пруда и длилась три часа, мне выпала чуть ли не главная роль. А когда мои партнеры покинули сцену, хлынул дождь и все смыл.