Зденек Плугарж - В шесть вечера в Астории

— Вот, пан профессор, какая тут собралась компания: половина нашей Семерки. Разменяли мы четвертый десяток, а трое из нас — с неоконченным высшим! — (Намерения-то у девчонки добрые, только способ выражения не очень счастлив, хотя сегодня ее счастливый день…) — Однако между мною и вами двумя, Павел и Камилл, есть разница: вы перспективны, я же окончательно потерпела крах. Так ваше здоровье, друзья студенты! Она долила вина в бокалы и подняла свой.

— Ты уже много выпила, да? — внимательно пригляделся к ней Крчма.

— У меня же день рождения!

— Ну, моей перспективе можешь не слишком завидовать, — заговорил Пирк. — Поезда водить я кончил, как раз когда переходили на электрическую тягу! Ни тебе сажи, ни холода — стой себе в белой рубашке при галстуке! Теперь мне остается лишь капелька надежды, что кто-нибудь тайком пустит меня к машине — как я тогда пана профессора…

— Помню — это когда я ехала к отцу сообщить, что провалилась по патологии. Ах, чудесные времена, можно было хоть по чему-то проваливаться! Только не думайте, что я жалуюсь: бремя успехов и за меня доблестно несет Мариан. Важно ведь, чтоб в семье потери уравновешивались находками. А он, представьте, ко всему прочему, еще борется за мирное рождество для нас!

— Меня включили в Комитет защиты мира — разве можно отказываться от такой деятельности? — с некоторой досадой пояснил Мариан.

— Jeder Spakostet was [73] За всякое удовольствие приходится платить (нем.). процитировала бы тут Ивонна старых латинистов, — заметил Камилл, отхлебнув вина. — Рассматривай это как налог на твою премию.

Вот как: стало быть, Камилл все еще не может забыть эту девчонку… А может, и награждение Мариана…

— Здесь назвали имя Ивонны, — подхватил Крчма. — Так что же наш план?

Мариан вопросительно поднял брови.

— Да мы тут договорились, что попытаемся вытащить Ивонну из Германии, — запальчиво объяснила Мишь, разливая вино из бутылки, принесенной Пирком.

По лицу Мариана можно было прочитать: «Вам что, больше делать нечего?» Но вслух он ничего не сказал. Н-да, видно, перерастает он нас, ребячливых…

— Только мы еще не решили, на какой струне сыграть в письме к ней, — продолжала Мишь.

— На какой же еще, если не на струне чувства? — Не относите мои слова к Ивонне, но чем мечтает «легкая девчонка», у которой уже было сотни две клиентов, когда ей посчастливится найти настоящего жениха? О том, чтоб пойти к алтарю под белой фатой и с веночком на голове! А о чем может мечтать барменша с ребенком? О том, чтобы кто-то страстно любил ее, меж тем как посетители бара предлагают ей любовь на одну ночь… Не хмурься, Камилл, такова жизнь! А главное, доброволец, от чьего имени можно ей написать, у меня уже есть! — Крчма с торжествующим видом вытащил из кармана бумажку с адресом Патека. — Кто же составит текст письма?

— Я бы взялась, но, пожалуй, получится не то, что надо. Тут нужен мужской гормон.

— На меня не смотри, — сказал Крчма. — Для таких экстравагантностей я слишком серьезный и сравнительно почтенный человек. А тут все-таки нужен дух этакого… авантюризма.

— Если вы поглядываете на меня, пан профессор, то я, слава богу, пас, — заявил Пирк. — Слишком невелик запас слов. И слог деревянный. Одним словом, бывший машинист тяжелогрузных составов неспособен на достаточно высокий полет духа.

— Тут, скорее, помешала бы твоя нетвердость в правописании. — Мишь подняла в сторону Пирка свой бокал.

— Зачем ты говоришь это мне?! — бурно возразил тот. — Скажи это нашему бывшему учителю!

— Я сейчас вам обоим уши надеру! — вспыхнул Крчма. — В любом классе есть скверные ученики — но зато и такие асы, как, например, Камилл!

На очереди была кандидатура Мариана, хотя в данном случае на этого лауреата рассчитывать не стоило, так наверняка чувствуем мы все. Как сказал сегодня Мерварт? «Иной раз с молодыми научными работниками чрезвычайно трудно договориться: несмотря на кажущуюся самоуверенность, они не слишком доверяют собственному мнению — ив мнениях других тоже сомневаются; это свойство затрудняет им жизнь…»

У Пирка зазвучал в ушах обрывок сегодняшнего разговора между Крчмой и тихим слушателем их «пиликанья», профессором Мервартом; прощаясь после музыкального вечера у Штурсы, Крчма спросил его: «Не хотите ли пойти с нами к Наваре на маленький семейный праздник? Хоть ненадолго? Это порадовало бы обоих…» На что тот ответил: «Скажу откровенно: мне не очень хочется. Боюсь, мое присутствие скорее испортит им настроение. Дело в том, что сегодня мы немножко не поладили с Марианом. Он попросил меня рекомендовать для его работы, которую он должен представить, чтобы получить звание доцента, часть открытия, основанную якобы на его идее. А мне эта часть, на которую он претендует как на собственную, показалась несоразмерно большой. К сожалению, когда авторов несколько, всегда очень трудно определить, кому из них что принадлежит, — тем более что Перницы уже нет в нашем институте…»