Уильям Брауэр - Ход белых

В международных шахматных кругах Елинский был живой легендой. "Северный тигр", как называли его после большого турнира в 1931 году в Петрозаводске. В 1933-м он привлек всеобщее внимание загадочными и несколько жуткими перемещениями короля, который, казалось, шел на самоубийство. Так он приобрел еще одно прозвище: "погонщик короля". Эту тактику использования короля в напряженных агрессивных комбинациях он оставил после того, как ее парализующий эффект утратил свою новизну, но прозвище осталось за ним.

Опубликовав книгу "Мастера шахматной доски", Рихард Рети объявил, что его следующая книга будет целиком посвящена Сергею Елинскому.

"Северный тигр" превосходил своей игрой как великих игроков, так и теоретиков в течение десятилетий, в любой стадии игры и почти на всех профессиональных состязаниях. Газеты строили домыслы относительно причины, почему он ни разу не участвовал в соревнованиях на звание чемпиона мира, но все их догадки были ошибочными. Истинную причину знал только сам Елинский, но его фанатическая гордость гарантировала, что он никогда не проговорится. Факт был: Сергей Елинский боялся, что может проиграть! Именно поэтому он в какой-то момент перестал выступать и удалился в добровольное изгнание.

Он скрывал это - страх, что в финальном единоборстве другой игрок может оказаться сильнее, - наигранным неуважением к таким именам как Капабланка, Алехин, Эйве, Ботвинник, Смыслов.

- Вы имеете в виду нынешнего претендента на престол? - говорил он, когда кто-нибудь упоминал шахматиста, бывшего в это время чемпионом мира.

Эта вызывающая поза постепенно привела к тому, что ему стало неприятно бывать в обществе других великих игроков. У него выработался язвительный тон по отношению ко всем, у кого мог возникнуть даже намек на сомнение в его превосходстве. Каждая играемая им партия превращалась в страшный последний экзамен; по сравнению с напряжением, которому он подвергался во время игры, знаменитые "нервы" Рубинштейна выглядели бы как легкий трепет счастливого возбуждения. В каждом состязании он допускал только победу или уж, в крайнем случае, ничью, для объяснения которой были совершенно очевидные причины. "Бессонница несколько недель... моя жена очень больна... у меня высокая температура" - такие заявления, регулярно повторяясь во время каждой трудной партии, вызывали у всех чувство неловкости.

В 1947 году произошла печально знаменитая партия в Риге с Дешкиным-Мировичем. Почувствовав опасность ходов за восемнадцать вперед, Елинский неожиданно встал и сбросил фигуры с доски, заявив зрителям:

- Я не могу играть с шарлатанами!

Спустя всего несколько месяцев после этой скандальной вспышки он покинул родную Швейцарию и удалился от мира. Заточившись в своем глухом канадском поместье, он мог изливать презрение на всех, причастных к миру шахмат, кроме тех комментаторов, которые, не обращая внимания на его чудачества, продолжали восхищаться его достижениями.

Об этом человеке, который сидел сейчас пред ним, Айра Беннетт знал только то, что знали все поклонники шахмат: что Елинский был в свое время величайшим из мастеров, что он отошел от соревнований на вершине своих возможностей и что никакие рассказы о его неудержимой агрессивности не могут уменьшить блистательности его славы.

Айра наслаждался одной возможностью просто созерцать "погонщика короля". Минуть десять спустя на балкон вышли еще два пациента, и Елинский пошевелился. "Ну, сейчас я должен начать разговор, - подумал Айра, - а то он уйдет и, может, уже не вернется." Ему показалось, что тонкая лесть может быть неплохой тактикой.

Елинский зевнул и потянулся.

- Доктор, - сказал Айра, - я прошу извинения. Не помните ли вы партию Пилсбери против Ласкера в Санкт Петербурге, в 1896 году, отказанный ферзевый гамбит?

Он задал этот вопрос, зная, что Елинский в своих комментариях к этой партии обнаружил упущенный белыми любопытный вариант, который вел к эффектному мату.

Елинский слабо улыбнулся и сказал:

- Я написал исчерпывающий разбор партии, о которой вы говорите. Может быть, вам случалось его читать?

- А, теперь я вспоминаю, где я видел этот поразительнейший анализ. Айра стал развивать свой дерзкий дебют. - Вариант, который вы описываете для белых, это чистая поэзия!

Впервые с того момента, как Айра представился Елинскому, в голосе последнего прозвучала действительная заинтересованность.

- Вы, похоже, много читали о шахматах. Да, Пилсбери должен был это заметить. То, что я предлагаю, было очевидно, как мне кажется.