Пэлем Вудхауз - Так держать, Дживз !

- Выкладывай, что у тебя стряслось, - сказал я.

- Берти, я её люблю.

- Ты ей признался?

- Что ты! Как я могу?

- Не вижу ничего сложного. Когда будешь с ней разговаривать, упомяни о своей любви между делом.

Сиппи глухо застонал.

- Знаешь ли ты, Берти, что значит чувствовать своё ничтожество?

- Конечно! Иногда это чувство возникает у меня, когда я беседую с Дживзом. Но сегодня он зашёл слишком далеко. Представляешь, у него хватило наглости раскритиковать вазу:

- Она намного выше меня.

- Да ну? Высокая девица?

- Духовно. Она небесное создание. А я кто? Жалкий, земляной червь.

- Ты в этом уверен?

- Да. Разве ты забыл, что год назад мне дали тридцать дней тюрьмы вместо штрафа за то, что я украл полицейский шлем?

- В то время ты был под мухой.

- Вот именно. Какое право имеет пьяница и закоренелый преступник мечтать о богине?

Я смотрел на бедолагу, и сердце моё обливалось кровью.

- Послушай, старина, а ты не преувеличиваешь? - спросил я. - Все, кто получает достойное воспитание, веселятся от души в ночь после регаты, и лучшие из нас имели неприятности с законом.

Он покачал головой.

- Не утешай меня, Берти. Это очень благородно с твоей стороны, но слова ничего не изменят. Нет, я могу лишь поклоняться ей издали. Когда я вижу её, мной овладевает странное оцепенение. Язык мой словно прилипает к гортани. Я так же не могу сделать ей предложение, как: Войдите! - крикнул он.

Только бедняга немного разговорился, как ему помешал стук в дверь. Вернее, не стук, а удар, причём весьма сильный. В комнату вошёл дородный, важного вида деятель с пронзительным взглядом, римским носом и высокими скулами. Властный тип, вот как я бы его назвал. Мне не понравился его воротничок, а Дживз наверняка неодобрительно отнёсся бы к его мешковатым штанам, но тем не менее вид у него был властный. В нём чувствовалась непреодолимая сила, совсем как в полисмене-регулировщике.

- А, Сипперли! - сказал он.

Старина Сиппи разволновался, дальше некуда. Он вскочил с кресла и встал по стойке смирно, закатив глаза.

- Садитесь, Сипперли, - милостиво разрешил регулировщик. Я не произвёл на него ни малейшего впечатления. Бросив на меня пронзительный взгляд и пошевелив носом, он раз и навсегда позабыл о существовании Бертрама. - Я принес вам ещё одно - ха! - приношение на алтарь искусства. Прочтёте мою статью, как только освободитесь, мой мальчик.

- Да, сэр, - сказал Сиппи.

- Думаю, вы получите огромное удовольствие. Но я вот на что хотел обратить ваше внимание: мою новую статью следует поместить на более достойное место, чем предыдущую. Я, конечно, понимаю, что в еженедельнике это сделать нелегко, но мне совсем не нравится, когда мой труд печатают вместе с рекламой всяких там увеселительных заведений. - Он на мгновение умолк, и в его глазах появился угрожающий блеск. - Вы ведь учтёте моё пожелание, Сипперли?

- Да, сэр.

- Очень вам обязан, мой мальчик, - снисходительно произнёс регулировщик, благодушно улыбаясь. - Вы должны простить меня за настойчивость. Я никогда в жизни не стану диктовать издателю, как надо - ха! - издавать, но: Это всё, Сипперли. До свидания. Я зайду узнать о вашем решении завтра в три часа пополудни.

Он удалился, оставив после себя дыру в воздухе размером примерно десять на шесть футов. Когда, по моим подсчётам, дыра затянулась, я уселся на стул и спросил:

- Что это было?

Внезапно мне показалось, что старина Сиппи спятил. Он поднял руки над головой, затем вцепился себе в волосы, изо всех сил пнул стол ногой и повалился в кресло.

- Будь он проклят! - воскликнул бедолага. - О боже, сделай так, чтобы по дороге в церковь он поскользнулся на банановой кожуре и вывихнул обе лодыжки!

- Кто он такой?

- О боже, сделай так, чтобы он осип и не смог больше сказать ни слова!

- Да, но кто он такой?

- Директор моей школы.

- Знаешь, старина, может, тебе лучше:

- Директор школы, в которой я учился, - поправился Сиппи и смущённо на меня посмотрел. - О, господи! Ты хоть понимаешь, как я влип?

- По правде говоря, не очень.

Сиппи вскочил с кресла и забегал по комнате.

- Что ты чувствуешь, - спросил он, - встречаясь с директором школы, в которой ты учился?

- Я с ним не встречаюсь. Он давно умер.

- Тогда я скажу тебе, что чувствую я. Мне кажется, я снова стал учеником, и учитель вытурил меня из класса за учинённые мной беспорядки. Однажды так и случилось, Берти, и я не забыл об этом до сих пор. Словно вчера помню, как я стучу в дверь кабинета старика Уотербери и слышу: <����Войдите>, напоминающее рык льва при встрече с первыми христианами; а затем я вхожу и останавливаюсь перед ним и объясняю, за что меня выгнали, переминаясь с ноги на ногу, и наклоняюсь, ожидая целую вечность, и получаю шесть смачных ударов по одному месту тростью, жалящей хуже гадюки. И когда сейчас я вижу Уотербери, моя старая рана начинает ныть, и я могу лишь сказать ему <����Да, сэр> или <����Нет, сэр>, чувствуя себя при этом четырнадцатилетним мальчишкой.