Зигфрид Ленц - Живой пример

Хеллер озирается, обдумывает: если он взберется на мусорные ящики рядом со стойкой, то сможет заглянуть в кухню и даже разглядеть детскую; и он, забравшись на мусорный ящик, прижимается к стене: да, они дома. Обе сидят за столом, его жена и дочь, Шарлотта и Штефания. Причесана Шарлотта как прежде, волосы собраны на затылке заколкой, украшенной — Хеллер помнит это — либо бабочкой, либо гусеницей. На столе стоят чашка и стакан с молоком. Штефания сует пальцы в рот, что-то вытаскивает и подает матери, та, правда, не сует предмет в рот, но — подняв верхнюю губу — прикладывает его к зубам и, поднявшись, показывает девочке: ну, разве так уж плохо? Чтобы удостовериться, она подносит к лицу ручное зеркало и под скептическим взглядом Штефании приходит к заключению: право, не так уж она безобразна, эта зубная пластинка.

Пластинка; стало быть, Штефании надели пластинку. Мать возвращает девочке пластинку, просит надеть ее и, склонившись к самому лицу девочки, поднимает зеркало и обнажает теперь ее зубы: погляди же сама, Штефания, разве так уж велика разница? С пластинкой или без нее — едва ли кто заметит. Шарлотта обнимает Штефанию, целует в губы: видишь, я и не замечаю ее вовсе. И они подают друг другу руки, вернее сказать, Шарлотта берет руку Штефании, они, видимо, о чем-то договорились, что-то друг другу торжественно обещают; надо думать, она опять предложила ребенку какое-нибудь поощрение, она же придумала все поощрять: чистку зубов, уборку, а теперь ношение пластинки. Шарлотта весь мир заставила бы работать с помощью системы поощрений.

Внезапно Шарлотта поднимает голову, выпрямляется, прислушивается: услышала, верно, звонок; вот она вскочила, глянула еще раз в зеркало, прелюде чем знаком напомнить о чем-то девочке, и, разгладив юбку, одернув джемпер, идет в прихожую. К ней кто-то пришел. Выходя, она поворачивается лицом к окну, Хеллер видит сомнение на ее застывшем лице, которое, как он долго считал, ни в жизнь не изменится просто потому, что Шарлотта всегда принимала в расчет и взвешивала вторую, худшую сторону дела, даже говоря о самой себе, комментировала с сомнением в голосе собственные слова.

Штефания, оставшись одна, снова вынимает пластинку изо рта, отставляет далеко от себя на вытянутую руку, корчит ей гримасу и поспешно вновь надевает на зубы, как только входит мать. Шарлотта вводит в кухню — столовую мужчину, курчавого атлета в плаще, тот здоровается со Штефанией дружелюбно, — хотя нет, так, пожалуй, хотелось бы Хеллеру, но все же он здоровается с какой-то дружеской фамильярностью, как бы подтверждая давнее их знакомство. Вошедший не снимает плаща. Он садится к девочке, нагибается к ней, что-то говорит, быть может, отпускает комплименты, подтверждает, что пластинка сидит хорошо. Он даже позволяет себе мимолетную ласку: широкой ладонью ерошит ей волосы. Шарлотта извиняется, она, очевидно, хочет переодеться, и они уйдут.

Шум, бряканье сумок с инструментами о рамы велосипедов заставляют Хеллера прервать свои наблюдения. Он спрыгивает с мусорного ящика; из подворотни задней стороны дома появляются два человека с велосипедами, Хеллер быстро ныряет в подворотню фасада, сворачивает и останавливается у витрины сберегательной кассы, выложенной серым бархатом — посредине равномерные складки, — в витрине ничего не выставлено, кроме машинописного листка с ежедневным курсом валюты. Сбоку еще висит плакат «Коль имеешь вклад — каждый тебе рад». Хеллер стоит перед пустой витриной — да и что им выставлять? — читает курс валюты, но внезапно отступает на шаг и бежит к будке телефона-автомата на другой стороне улицы. Номер он знает на память и всегда будет знать на память. Он мысленно видит, как она прислушивается к звонку, медлит, но все-таки выходит из ванной в прихожую и снимает трубку.

— Шарлотта? Не клади трубку, я же знаю, что ты дома, я знаю также, что у тебя гость. Не хочешь, так не отвечай, но выслушай меня… Нет, позже нельзя, Штефания сейчас занята, а вы успеете… Да будь он сто раз твой начальник, пожалуйста, выслушай меня, или мне придется прийти к тебе на работу, я уж сегодня совсем было собрался, но на Штефансплац… мне кое-что помешало. Ты же знаешь, я вправе видеть ребенка, ты же сама согласилась с этим. Ты меня слушаешь? Ну, тогда хорошо. Я еще день-другой пробуду в Гамбурге, я остановился в пансионе Клёвер, в отеле-пансионе на берегу Альстера. Ты ведь знаешь, ты же туда звонила… Скажи, когда я могу видеть ребенка и когда мы сможем с тобой поговорить… Где я сейчас? Да, именно здесь. Нет, нам есть смысл увидеться, я докажу тебе… Финансовый отчет? Что ты имеешь в виду? Ваш квартальный отчет? По мне, так составляйте его хоть сейчас. Ты позвонишь?.. Ладно, если хочешь, я сделаю это, сегодня же. Поздно… Завтра? Значит, завтра. Шарлотта? Шарлотта?