Зигфрид Ленц - Живой пример

Хеллер меняется местами с застенчивой пухленькой школьницей и теперь идет с краю, фланговым, всего в двух-трех шагах от молодых полицейских, а те изо всех сил стараются, словно избегая заразы, не контактировать с демонстрантами; они тут на практике учатся пропускать мимо ушей выкрики, уклоняться от разговоров и изображать невозмутимость, когда их подымают на смех.

Янпетер Хеллер полностью отдает себе отчет, зачем он присоединился к процессии. Лозунг, приколоченный к палкам от метел, который несут наискось от него, сообщает, что стоимость билета в городском транспорте за одну поездку повысилась на пятнадцать пфеннигов, а стоимость месячного школьного проездного билета — на три марки пятьдесят пфеннигов. От школьницы, с готовностью отдающей тепло своего пышного тела его руке, он узнает, что демонстранты хотят вынудить члена сената принять участие в дискуссии, а кроме того, подадут в сенат соответствующую петицию. Петиция подготовлена, участники дискуссии определены. Но неужели никто из них так и не вспомнил, что скоро они достигнут района, в котором запрещены демонстрации?

Впереди, там, где электрические часы, скапливаются люди, процессия притормаживает, образуется запруда, люди наскакивают друг на друга, толкаются, нажимают, но от головы колонны на них жмут назад, и в конце концов движение застопоривается. Что случилось? Почему все застопорилось? Долго они там? Иди-ка да сам спроси!

Хеллер не удовлетворяется ответами долговязых школьников, он поднимает руки к груди, складывает их лодочкой и протискивается, прорезывается сквозь ряды, продирается сквозь намокшую шерсть, сквозь мокрые космы, сквозь блестящие от влаги плащи. Никому он незнаком, и тем не менее его без возражений пропускают вперед, а все потому, что ему доверяют. Впереди два ряда полицейских, они болтают, ждут, пока их начальники — а в тех с первого взгляда узнаешь начальников — ведут переговоры с головной частью колонны, они незлобиво, о чем свидетельствуют жесты, хотя и настоятельно, уговаривают демонстрантов с помощью одного-единственного аргумента, который они снова и снова повторяют.

Хеллер стоит рядом с парнем, тем, у кого мегафон и прическа а-ля маори, утыканная поблескивающими перламутровыми гребенками. Спокойно выслушивает Хеллер аргумент полицейских — демонстранты достигли границы пресловутого района. Хеллер, готовый поговорить на эту тему, выслушивает — хотя знает заранее, что можно ответить, — все о последствиях, вытекающих из нарушения границ этого района. Хеллер быстро соображает, при каких условиях делегация демонстрантов может передать в ратушу подготовленную петицию. Он предоставляет комитету демонстрантов решать, посылать ли в ратушу дозволенную делегацию из трех представителей. Сам же — а теперь говорит он один — считает своим долгом изложить начальнику полицейской боевой группы права демонстрантов, поскольку обнаружил, что понимают они их различно. В конце концов Хеллер решительно произносит:

— Пора уже покончить с распространенным заблуждением, будто тот, кто нечестными путями добился власти или получает информацию, автоматически годится в правители.

Именно Хеллер, когда делегация ушла, подает всем знак усесться на асфальт, занять тем самым Штефансплац и ждать возвращения делегатов.

Демонстранты усаживаются на асфальт. У кого есть плащ, тот, создав поднятыми вверх руками нечто вроде палатки, натягивает его над головой и предлагает укрытие соседу. Тут и там меж скрюченных пальцев торчат сигареты. Транзисторы, настроенные на различные станции, соревнуются в громкости. Полицейские стоят теперь группами, прислушиваются к тому, что говорит один из них, не в силах оторвать глаз от колоссального горбоспинного чудовища, расположившегося против них и издающего глухие звуки, то более, то менее громкие, точно гул прилива и отлива.

Со стороны Ломбардского моста под визг колес и металлическое пение проводов приближается трамвай. Хеллер смело глядит на надвигающийся вагон, на его округлый, вздутый металлический нос, который только для того, кажется, и создан, чтобы сметать препятствия с рельсов; трамвай приближается к Хеллеру, но движется уже медленней и останавливается, чуть-чуть не доехав до него — так близко, что Хеллер, захоти он, дотронулся бы рукой до раздуто-черного носа. Из трамвая выходит кондуктор, окидывает ошеломленным взглядом рассевшихся юнцов и направляется к группе полицейских офицеров, он спрашивает их о чем-то, громко выражает свое недовольство и, похоже, чего-то добивается, потому что начальник боевой группы идет с ним к трамваю и, обращаясь к Хеллеру, говорит: