Никос не переставал ей удивляться.
— Вам лучше, чем мне, — сказала Люси, — вы приносите жертву, а я вынуждена ее принять и должна как-то поладить со своей совестью.
— Ты с этим не считайся, — увещал ее Никос, — и тогда тебе будет легче. Думай о других. — И с недоверием спросил: — Выдержишь, а? Ты мне обещаешь? — А потом спокойно, словно он вынужден развеять ее несбыточную надежду, добавил: — За Алексиса не беспокойся, он выстоит, он не покажет ни на кого, кроме себя. — И чтобы прервать наконец ее молчание, которое тревожило его все больше и больше: — Люси, ты обязана это сделать для нас. Теперь… когда и Алексис пошел на это… ты уже не имеешь права сознаваться.
Люси поднялась, подошла к двери, к окну, снова к двери. Она долго стояла у стены, пытаясь расшифровать инициалы, знаки, нацарапанные на штукатурке; покрытые несколькими слоями высохшей побелки, они стерлись и были почти неразборчивы. Юноша на нарах застонал. Люси открыла дверь и стала прислушиваться к звукам, долетавшим из конца коридора; далеко внизу, где стояла железная бочка для воды, виден был свет, падавший из комнаты, до Люси донесся стук пишущей машинки. Тут она услышала голос Никоса; он звал ее и знаками просил закрыть дверь.
— Только не это, — сказал он, — не вздумай удрать, нее равно далеко не уйдешь.
Люси не села к нему на нары, как он хотел, а устроилась напротив него, на столе, свесив ноги и упершись руками в край стола. Никос больше не ложился, с трудом удерживаясь в сидячем положении, он не сводил глаз с Люси, словно сторожил ее, и так они сидели до тех пор, пока не привели Алексиса.
Сначала они услышали, как по коридору волокут что-то тяжелое, за дверью раздались недовольные голоса. Двое в портупеях, с двух сторон держа под мышки Алексиса, который провис между ними, уронив голову на грудь, втащили его в комнату и бросили на нары; Никос поспешно отодвинулся к изголовью.
Следом за людьми в форме появились еще двое: грустный усталый мужчина в штатском и молодой человек, не старше Никоса и такой же бледный. Штатский, в белом воротничке не первой свежести, с плохо выбритым двойным подбородком, войдя, поклонился Люси — отнюдь не иронически, скорее как-то казенно. Люси спрыгнула со стола и невольно метнулась к нарам, где люди в форме силой заставляли Алексиса сидеть прямо, подняв голову; они тихо, отрывисто приказывали ему слушать, что будет говорить штатский. Люси всплеснула руками; надо что-то сделать, но что можно сделать в такой момент, она и сама не знала. Штатский успокоительно помахал рукой: это пройдет, сейчас пройдет; он попросил ее опять подойти к столу и сам остановился возле нее. Перед глазами у нее были двое мужчин на нарах. Люси была вынуждена смотреть на них все то время, пока с ней говорил штатский. Тот деловитым тоном осведомился у Люси, знает ли ее отец, где она сейчас находится. Когда она нерешительно пожала плечами, штатский спокойно сообщил: несколько минут тому назад его об этом известили. Он не стал задерживаться на ее паспортных данных, только хотел услышать подтверждение, что Люси студентка, изучающая биологию и химию, а затем стал задавать ей лаконичные вопросы, ответам не удивлялся. Да, она знала, что это нелегальная заводская газета; да, она написала множество статей; да, она сознавала, что это дезорганизует работу на заводе, но для нее важнее было улучшение условий труда; да, она участвовала в редакционных совещаниях; да, связь наладили ее друзья.
Она признавала, подтверждала; перед лицом тех двоих на нарах Люси не делала никаких попыток увернуться от прямого ответа или что-то выиграть, напустив туману; наоборот, казалось, своими четкими ответами она стремится сократить процедуру допроса. Ей не всегда было легко понять вопросы штатского, нарочито безразличные, произносимые скороговоркой; она неотрывно смотрела на своих товарищей, которые слушали ее, превозмогая боль; даже Алексис поднял голову и сквозь оцепенение глядел на нее затекшими глазами. Тут уж не надо было доказывать, что между нею и этими людьми существует связь. После «спецобработки» они непрестанно шевелили губами, создавалось впечатление, будто они про себя комментируют ответы Люси.
Да, она тоже распространяла заводскую газету и в дождь, пока рабочие дожидались, когда им откроют ворота. От Люси не укрылось, каких усилий стоило сидевшим на нарах следить за ее ответами, заметила она и то, с какой тревогой ждали они каждого нового вопроса.
Да, было событие, послужившее толчком к тому, что она стала участвовать в выпуске газеты. Люси имела в виду случай с девушкой: ей затянуло волосы в машину, но после обеда она снова приступила к работе, потому что узнала, что дирекция завода рассматривает это происшествие не как несчастный случай, а как «неслыханное легкомыслие» и не намерена выплачивать ей пособие.
Читать дальше