Франчиск Мунтяну - Статуи никогда не смеются

— Ты говорил с ним? — спросил Албу.

— Еще нет. Я устал. Мы устроили облаву на рынке. Схватили одну девушку, господин начальник. Конфетка! Мне кажется, она цыганка. Ничего подобного я еще не видывал. Ей, конечно, нет и пятнадцати. Вы хотите, чтобы я поговорил с тем, который утверждает, что знает вас?

— Нет, дорогой Бузату… Я сам поговорю с ним.

— Как вам угодно, господин начальник. Привести его к вам сейчас?

«Хочет убедиться, действительно ли это мой приятель». Албу казалось, что старые работники полиции, которых он здесь застал, следят за ним, чтобы поймать его на чем-нибудь. Тогда уж он будет вынужден столковаться с ними. До сих пор он вел себя во всех случаях корректно. Даже во время облав. Хотя иногда очень трудно оставаться в рамках законности. У кого сейчас все в порядке, в эти смутные времена? То не хватает какого-нибудь документа, то документ неверно заполнен, то обнаружат несколько лишних килограммов муки, то незарегистрированный радиоприемник. Нет ни одного человека, к которому нельзя было бы придраться. «Но честь, престиж, — думал Албу, — все равно, что девственность: потерять их можно только раз и уже безвозвратно». Он говорил об этом и с Бэрбуцем, тот тоже сначала задумался. Но потом улыбнулся и, как будто речь шла о чем-то самом обычном, сказал:

— Видишь ли, Албу, девственность никому не видна. Не видна и совершенно бесполезна. Разве только чтобы удовлетворить собственную гордость.

А Бэрбуц не глуп. Все же Албу не хотел компрометировать себя в глазах сотрудников полиции. Иначе он не сможет держать их в повиновении. А это было бы совсем ни к чему! Тем более что работа, которой он здесь занимается, ему нравится. Раньше он был лишь ничтожнейшим служащим на фабрике. Тогда он был убежден, что люди делятся на две противоположные категории в зависимости от того, в каком ракурсе они видят мир. Можно смотреть на мир сверху вниз и снизу вверх. Снизу мир казался тесным, злым, серым. Как он выглядит сверху — а верх означал комнату Вольмана, — Албу не знал. Все же он представлял себе этот мир сказочным, ярким, полным удовольствий. Ему хотелось бы хоть раз увидеть человечество в таком ракурсе, но он был убежден, что ему никогда не представится такой случай. Только поступив в полицию, он почувствовал, что люди боятся его, его приказов, и первый раз в жизни он испытал душевное удовлетворение.

— Привести его сейчас? — повторил Бузату.

— Да, приведи.

Оставшись в кабинете один, Албу застегнул мундир ка вое пуговицы. Ему нравилось носить форму, у него было четыре мундира, и все сидели на нем безукоризненно. Он пользовался гражданской одеждой только при выполнении специальных заданий или тогда, когда знал, что не встретит никого из знакомых. На партийные заседания он приходил одетым особенно тщательно, здоровался со всеми за руку и улыбался. Знал, что все вокруг побаиваются его. Это его радовало. Только Хорват относился к его мундиру без всякого уважения. Громко спрашивал, играет ли он еще в шестьдесят шесть и не перестал ли жульничать.

— Это неправда, — попробовал однажды возразить Албу, но Хорват хлопнул его по спине и разразился дурацким смехом.

— Разукрасился, что рождественная елка! Еще бы такому не жульничать, черт возьми! — и снова тряхнул его, чтобы услышать, как звенят позументы.

С Хорватом и вообще со всеми своими старыми знакомыми он старался не встречаться. Ему нравились окружающие его новые люди, которые ничего о нем не знали и восхищались им. Когда барон позвал его к себе, он думал, что наконец-то он ухватил фортуну. По дороге он представлял себе, как произойдет встреча. Разумеется, он поведет себя с бароном, как равный с равным. Все же в глубине души он признавал, что барон сильнее его. Уже одно то, что барон позвал его, а не он барона, подтверждало это. Потом, уйдя от Вольмана, он пожалел, что они поссорились. Действительно, самое лучшее было бы подружиться с ним. Но никогда не знаешь, как к нему подойти. В тот же вечер, собрав всех постовых полицейских, он произнес такую пламенную речь против буржуазии вообще и барона в частности, что присутствовавший на собрании Суру поздравил его. В тот момент Албу действительно был убежден, что ненавидит барона. Позднее, оставшись один, он со страхом подумал, что барон может узнать, как он его ругал. Тогда Албу решил не произносить больше речей.

Дверь открылась, и на пороге появился Василикэ Балш в сопровождении комиссара Бузату.

— Я привел его, господин начальник.