Ингер Эдельфельдт - Удивительный хамелеон (Рассказы)

От злости в ней все кипело. Она вспотела, тяжелая корзина натирала руку. На другой руке висел толстый, жаркий и колючий плед.

Нужной ей остановки на площади не оказалось. Хелена подошла к какому-то припаркованному автобусу. Водитель как раз вылезал из кабины.

— Простите, где останавливается сорок седьмой? — вежливо спросила она.

— Где-то там, но у меня перерыв, — прошипел он ей в ответ.

— Я не знала, — ответила она. — Извините. Приятного аппетита.

Даже эти слова не смягчили шофера. Он повернулся и ушел.

Чтобы успокоиться, Хелена решила пройтись до Юргордена пешком. Да-да, она пойдет пешком до самого Юргордена, несмотря на тяжелую корзину и все остальное.

На полпути она заметила, что с хвоста соскользнула заколка. Она немного вернулась назад, но заколку так и не нашла. Поднявшийся ветер невыносимо трепал волосы, и прическа наверняка стала совсем ужасной.

Стиснув зубы, она поплелась со своим пледом и корзиной дальше, хотя теперь ей хотелось только избавиться от ноши и закричать. Усесться посреди дороги и не двигаться с места.

Но взрослый человек себя так не ведет. Даже хоть сколько-нибудь воспитанный ребенок так себя не ведет.

Хелена шла дальше. Она все время напоминала себе, что чем труднее путь, тем приятней будет оказаться у цели — на пледе, на траве, на солнце.

Она переходила мост, ведущий к Юргордену.

Навстречу ей двигалась толпа маленьких детей с сверкающими металлическим блеском шариками, купленными, наверно, у какого-нибудь продавца недалеко от Скансена. Да нет, против детей Хелена Петрен ничего не имела, но в большом количестве они как бы немного пугали. Сказал бы им кто-нибудь, чтоб не шумели так ужасно, чтобы сели спокойненько по одному и превратились из этой жуткой вопящей стаи в маленьких людей. Ведь в действительности все они и есть маленькие люди с собственными заботами и горестями. А кипящую злость в ней вызывала именно эта вопящая демонстративная беззаботность.

Лишь один серьезный ребенок был в этой толпе. Маленькая девочка. Хелена попыталась поймать ее взгляд, но задумчивые глаза девочки не смотрели в ее сторону. Не замечали ее.

Я могла бы помочь тебе, думала Хелена Петрен. Но вдруг маленькое личико девочки расплылось в широченной гримасе, и вся ее серьезность пропала.

Хорошо, что у меня нет детей, подумала Хелена Петрен.

Идти уже оставалось недолго. Только пройти мимо Музея Скандинавии, галереи Лильевальхс, Грена Лунд и Скансена.

Вдруг она вспомнила одну странную вещь. Воспоминание это было из такого далекого времени, что казалось, оно уже больше не принадлежит ей: когда она была маленькой и еще не переехала в Стокгольм, то думала, что Скансен — место куда более дикое, чем на самом деле. Что там всякие львы и тигры, верблюды и бизоны. Не так, как в настоящем Скансене, а все вперемешку. Самые разные животные. Маленьких животных держали для того, чтобы животным побольше было что есть. А те в свою очередь служили пищей еще более крупным животным, и так далее. Мышка съедала гусеницу, мышку сова, сову — лиса, лису — волк, волка — пантера, пантеру — лев. Кто съедал льва? Наверно, акула или кит.

Вокруг этого дикого, жестокого Скансена стоял белый в завитушках забор, похожий на забор, окружавший их дом в Хальмстаде, только повыше и потолще. И она могла часами фантазировать о животных, о том, как они караулили и кусали друг друга, как сова выманивала мышку из норки, и как та молила о пощаде, и как сова ей отвечала: «А на что же мне тогда острые когти и клюв?»

Хелене стало противно, когда она вспомнила, что игра носила очень эмоциональный, почти неприличный характер, как будто действительно доставляла ей наслаждение. Как такое возможно? Неужели дети так жестоки? Неужели они играют в такие игры?

И она испугалась; испугалась всех этих людей вокруг — они кажутся такими обыкновенными, но кто знает, что у них внутри? Может, под взрослой маской скрывается жестокий ребенок? Дети, не желающие взрослеть. Достаточно подумать обо всем, что творится в последнее время. Нет, она, конечно же, права.

Но уже совсем скоро она будет сидеть на своем пледе. Вот и подходящая лужайка. Вокруг нее двойная изгородь: деревья изнутри и дома снаружи, — как будто специально, чтобы подчеркнуть важность этого места. Там-то уж ее точно никто не побеспокоит. На траве устроились какие-то люди, но она видит уголок, где сможет спокойно посидеть.

Но когда она направилась через дорогу к своей лужайке, мимо промчался велосипедист и задел ее так, что она уронила корзину. Бутылка с минеральной водой упала на асфальт и разбилась, помидор выкатился из коробки и лопнул, книга вывалилась на землю и раскрылась.