Мариам Юзефовская - В поисках Ханаан

Прошло больше четверти века с той поры, как я услышала от Бенчика слово Иерушалаим. Иногда этот город казался таким близким — протяни руку и дотронешься. Иногда отдалялся и тускнел в моем воображении как несбыточная мечта. И вот я еду в Иерушалаим. Билеты уже на руках. Вещи уложены в чемодан. Накануне отъезда, ранним утром, когда я еще была в постели, прибежала Манюля. Она ворвалась, словно вихрь. В руках большущая сумка.

— Чего так рано? Что тебе не спится? — Я куталась в халат, зевала, а правая моя нога лихорадочно запихивала два мужских ботинка под вешалку. Я провела ее на кухню.

— Все-таки едешь? Нашла время! Посмотри что там творится! Редер говорит, что там опять назревает война. Если с тобой что нибудь случится ни Шоша, ни твоя мама мне этого не простят. На том свете они меня найдут даже в аду. — Приговаривала Манюля, а руки ее проворно работали. Она вынимала из сумки какие-то кулечки, пакеты, — это моей племяннице Линочке, это моей внучке Машеньке, это Стефе, это полковнику. — И вдруг прикрикнула на меня: — Что стоишь как засватанная? Помоги! — Из недр сумки вынырнул край громадного блюда для холодца. — Узнаёшь?

Я помнила это блюдо до последней щербинки. Ночью, в канун каждого праздника, Шошана варила свой знаменитый студень. И когда блюдо ставили на стол, Аврам хвастливо кричал: «Это не холодец — это камень. Я не иду в долю с тем, кому на голову упадет холодец моей жены. Верная смерть!». Мы с Манюлей посмотрели в глаза друг другу, и она шмыгнула носом.

— Отдай это блюдо моей сестричке. Может быть, хоть на старости лет эта шмегегине (лентяйка) чему-нибудь научится. Хотя зачем ей это? Она же взяла туда с собой свою Стефу. А это упакуй отдельно. И смотри, запомни! Полковнику от Редера. — И положила поверх вороха вещей брошюру в мягком переплете.

— Что это? — Я взяла брошюру в руки.

«Еврейская революция. За и против» А внизу мелким петитом: «Редер. Сборник лекций».

— Ты знаешь, он в последнее время все пишет и пишет, — Манюля с затаенной гордостью посмотрела на меня и вдруг порывисто вскрикнула: — Б-же мой! Совсем забыла. Я же испекла им штрудель с корицей и яблоками.

— И не думай! — запальчиво сказала я.

Несколько минут мы яростно препирались.

— Поклянись, что ты возьмешь. Поклянись моим здоровьем! — Наступала Манюля.

— Клянусь, — сломленная согласилась я. — Но если меня на таможне не пропустят.

— Захочешь, пропустят. Улыбнешься, сделаешь глазки. Ты уже взрослая девочка. Я что, должна тебя учить?

Манюля села, сложив руки на коленях и собираясь с мыслями. Внезапно вскинулась.

— Езжай! Присмотрись! Может тебе тоже придется тронуться с места. Да, да! Не хмыкай! Я тебе говорила, что Редер начал оформлять документы в Германию?

— Разве в Германию? Вы же оформляли в Америку.

— Нет. Он передумал. На днях звонила Циля. Говорит: «Квартиры, еда — все дорожает. А пособие с гулькин нос».

— Но ведь в Германии у вас никого нет, — и меня пронзил острый прилив жалости.

— А как Пранас с Цилей? Они там сейчас тоже одни. Эляна им не помогает. Ее американский муж говорит, что в их стране это не принято. Два месяца назад она переехала с семьей в какую-то долину.

— В Силиконовую, — машинально подсказала я.

— Нет, какая-то другая. Не путай меня. В Силиконовой Долине работает Зяма. Ты знаешь, он снова прислал нам доллары. Видно, хорошо зарабатывает. Не зря папа всегда о нем говорил умный еврей. Аврум таки разбирался в людях, — и Манюля задумалась.

— Так что с Эляной? — я тронула тетку за локоть.

— Ее муж потерял работу в Нью-Йорке, и они уехали. Забыла куда. Но какая разница? — Манюля махнула рукой, — к черту на рога. Пять часов лету до Нью-Йорка. Кястас, как ты знаешь, пасет в своей Австралии кенгуру. Ему не до родителей. И Циле пришлось идти к чужим людям няньчить детей, — она горестно вздохнула, — здесь моя сестра жила как королева. Ни одного дня не работала.

— А что Пранас? Он же открыл свое дело? — поразилась я.

— Свое дело? — воскликнула Манюля. — Не смешите меня. Уже год как разорился. Кто знал, что эти американцы все как один носят джинсы, а если уж припечет, так покупают готовое. Слава Б-гу, что устроился на пару часов в день в химчистку к какому-то китайцу. Представляешь? Наш Пранас, к которому здесь было не попасть, теперь работает как подмастерье: подрубить, подкоротить, подгладить. Только не вздумай проболтаться Кястасу, а то Циля меня убьет. Ты же знаешь эти отношения. Коса и камень.