Марина Нефедова - Лесник и его нимфа

Наконец она рассмеялась.

– Думаешь, это пьяный бред? Нет, я не настолько пьяная. Я вчера решила. Я решила, – повторила она серьезно. – Из школы меня все равно выгонят. И так и так. Я не смогу все это сдать...

Он молчал.

– Я могу жить на вокзале, – обреченно добавила она. – И не из чувства долга…

Он смотрел на нее и молчал.

Она тоже замолчала и стала глядеть через горлышко бутылки на коньяк. Потом произнесла с горечью:

– Ты мне не веришь? Ну, имеешь право… Ты, наверное, боишься, что через месяц мне все надоест и я тебя брошу, да?

Он не ответил.

– Конечно, – Лита поставила с грохотом бутылку на стол, встала, подошла к кульману и стала смотреть на чертеж. Чертеж – это ведь не рисунок. Кажется, тут все строго и без эмоций… – Конечно, ты же никому не веришь… Даже мне. Ну и дурак.

Она отвернулась от чертежа, достала из сумки учебник по истории, села обратно за стол, открыла учебник и стала яростно его читать. Через минуту подняла голову и сказала:

– Я хочу курить.

Он подошел к окну – оно было еще заклеено на зиму. Постоял перед ним несколько секунд, потом поднял шпингалет и дернул створки. Высохшая за зиму бумага с треском разорвалась. С подоконника на пол посыпались какие-то книжки. В комнату тут же влились весна и холод.

– Кури, – сказал он.

Лита подошла, закуривая. Прямо напротив окна были деревья – еще спящие, но уже размороженные.

Он стоял рядом. Лита посмотрела на него. Такого лица у него она никогда не видела. Там было полное смятение.

– Вообще, – наконец произнес он, – я еду в никуда.

– Отлично, – отозвалась Лита. – Значит, мы вместе едем в никуда. Я никогда не была в никуда.

– А… школа?

– Что-нибудь придумаем. Я поговорю с Зинкой. У нас же есть несколько дней? Что-нибудь придумаем.

– А... – он хотел еще что-то сказать, но закашлялся. У него начался какой-то просто приступ. Он отошел к другому краю окна и, не переставая кашлять, облокотился на подоконник.

Лита молчала.

Наконец он на короткое время остановился, обернулся к Лите, неожиданно рассмеялся и с трудом выговорил:

– Только без жертв, ладно?

Лита очнулась и кинулась к нему.

– Дурак ты, Лесник.

***

Потом они сидели на подоконнике, свесив ноги наружу, на улицу. Это, конечно, была Литина идея. Он держал ее – все-таки она выпила чуть ли не полбутылки коньяку.

– Ты же не сможешь без всего этого. Без музыки. Без этих людей. Ты загнешься.

– Посмотрим.

– Мне кажется, что ты разбиваешь что-то... Скидываешь вон туда, вниз.

Внизу была пропасть из шести этажей.

– Знаешь, – сказала Лита, зажигая одну за другой спички и глядя, как они чернеют, сгорая, – тоска – это такой вид страха. Но почему-то сейчас я не боюсь.

Это была правда. Тоска исчезла. Смятения, сомнения и вопросов не было. Все мучительные мысли, которые она думала всю ночь, растворились.

Может быть, это и есть свобода? Или это просто коньяк?

Хорошо, пусть коньяк. Не важно. У нее было острое и мощное ощущение человека, который много лет рыл подземный ход – и наконец вышел на свободу. Эта свобода – ее. Она до нее дорыла. Она может делать все что хочет. Невероятная свобода.

– Это время вошло в меня, – сказала Лита, кладя голову ему на плечо. – Я его съела, не успев прожевать как следует. Но я не забуду его никогда.

***

На следующий день, встав в какую-то рань, Лита надела мамину юбку, подвязав ее веревочкой, – у самой Литы не нашлось приличной юбки – и поехала к Леснику. Она очень боялась опоздать.

Он ждал ее в прихожей уже одетый. Взял с собой палку, на которую опирался. Они поплелись в храм.

Идти ему было очень тяжело, это Лита поняла сразу. Почему-то даже от медленной ходьбы он задыхался.

А нужно сначала было дойти до троллейбуса, потом проехать три остановки, потом еще сколько-то пройти пешком.

Началось с того, что троллейбуса не было и не было. Электричество, что ли, все в Москве кончилось? Хотя неудивительно – воскресенье, раннее утро. Можно было бы поймать машину – но у них не было денег.

Наконец троллейбус приполз.

Путь от троллейбуса до храма оказался вообще невыносимым. Это было покорение Эвереста.

Он почти не мог идти. У него не было сил. Ему не хватало воздуха. До Литы начало доходить, насколько все серьезно. Он садился на все лавочки по дороге. Сидел, потом они шли до другой лавочки. Когда не было лавочки, он садился то на ступеньки, то на заборчик. Лита пыталась как-то разрядить обстановку, шутила и говорила всякие глупости. На самом деле ей было не по себе. Главное, они уже ушли далеко от дома, и теперь ни туда, ни сюда. Он молчал, на шутки и глупости не реагировал.