Марина Нефедова - Лесник и его нимфа

– Я больше не могу.

Он выдохнул и положил голову на стол. Так они сидели в тишине, а потом он вдруг сказал, не поднимая голову:

– Я хочу сходить в церковь.

Лита оторвала взгляд от настольной лампы и уставилась на него. Он добавил:

– Я весь год выяснял отношения с Богом. Больше не могу.

– Хочешь, я с тобой? – после паузы спросила Лита.

– Да. В воскресенье, послезавтра. Ты сможешь? Я уеду в следующую пятницу. И неизвестно, что будет дальше...

Он помолчал.

– Я тут один раз решил сходить. Вышел… И на улице потерял сознание. Пьяный сосед шел, помог мне дойти обратно до дома… – Он поднял голову и посмотрел на Литу. – Интересно, Богу я тоже не нужен?

Лита молчала, рисуя в тетрадке круги. Потом сказала:

– Если бы Бога не было, человек бы умер от одиночества. Помнишь? Это ты говорил.

– Да, я еще жив. Есть надежда.

– Лесник, скажи… А что будет, если ты не поедешь в свой Свердловск, а ляжешь в больницу тут? Если мы найдем хорошего врача? Тебе не обязательно зависеть от тети с сестрой. Одна беременная, другая устала. А я здесь, Лесник, – продолжила Лита почти с отчаянием. – Я не устала и не беременная. Думаешь, я не смогу делать то, что надо делать на этой твоей химии?

Он молчал. Потом вдруг рассмеялся.

– Ты все-таки Момо из нашей книжки.

– Лесник!

– Мне иногда кажется, что чем хуже, тем лучше... Знаешь, как я всех ненавидел, когда лежал в реанимации?

– И что?

– И то... Помнишь, в «Момо» Серые господа воровали время у людей, делали из него сигары и курили? Превращали жизнь в ничто… Думаешь, я хотел бы, чтобы ты видела, как я превращаюсь в ничто? В ничтожество…

Лита уходила от него с тяжелым сердцем. Время всей жизни сжалось до одной недели.

Глава 13

***

Вечером Лита не пришла, а скорее приползла домой – так было тяжело там, где душа. Проклятые битые кирпичи... Только она вошла – зазвонил телефон.

Мама была дома.

– Да, пришла, наконец, – сказала она кому-то и вышла к Лите. – Тебе тут обтрезвонились.

Лита взяла трубку. Это был Кларнетист.

– Блин, наконец-то! – закричал он. – Куда ты делась? Мы тебя ищем с фонарями.

– Я заболела, – сказала Лита. Это было недалеко от правды.

– Да? Ты помнишь, что мы завтра едем в Питер?

Бац!.. До Литы вдруг дошло. В это воскресенье, послезавтра, они должны быть в Питере. Да, да, да. Там что-то такое должно быть. Что-то очень важное. Квартирник? Запись? Кажется, и то и другое. Собственно, все, что они делали эти полгода… В это воскресенье они должны быть в Питере! Именно тогда, когда Лесник попросил ее сходить с ним в церковь.

Когда Лита это поняла, у нее вдруг зажало что-то в голове и стало тошнить.

Она легла на кровать.

Какой-то четырехугольник – Лесник со своей болезнью и Лита со своей музыкой.

Можно, конечно, Леснику отказать. Он пойдет один. Снова потеряет сознание, разобьет голову, попадет под машину… Просто не дойдет до храма, он из комнаты в комнату-то еле переходит… Или вообще не пойдет. Потом уедет на свой Урал, будет мучиться там в больнице и знать, что не попал в церковь, потому что Лита поехала записывать с Фредди Крюгером альбом.

– Я ухожу, – мама заглянула в комнату. Лита с удивлением на нее воззрилась. Мама сияла, от нее пахло духами. – Я хотела картошки пожарить, но я опаздываю, – сказала мама. – Дочисти и пожарь сама. Или, хочешь, свари.

Уже из прихожей она крикнула:

– Может быть, я приду очень поздно.

И она ушла. Она не сказала ничего про Литину школу. И про то, что у Литы сигареты открыто валялись на столе. И вообще ничего не сказала про Литу. Интересно, она в курсе, что ее дочь выгоняют из школы? Вот будет оплот, когда она обо всем узнает. И Лите на этот раз, похоже, не вырулить…

А что вообще с мамой?

***

Месяца три назад мама рассталась с Сергеем Ивановичем. Лита это поняла, когда обнаружила, что исчезла его зубная щетка. До этого он исправно ночевал у них два раза в неделю. Увидев, что щетки нет, Лита тогда вышла из ванной и радостно спросила:

– Сергей Иванович от нас свалил?

Мама сидела в кресле к ней спиной. Она обернулась. Лита увидела, что она плачет.

Вообще Лита этого не выносила. Когда ей было лет пять, она однажды назвала маму «дурой». Мама после этого кинулась на кровать и зарыдала. Большего ужаса Лита не помнила. Она зарыдала вместе с мамой, стала просить прощения… С тех пор не выносила этих взрослых слез.

После своего бестактного вопроса про Сергея Ивановича Лита только вздохнула и ушла обратно в ванную. А ночью ей приснилась плачущая мама. И тогда, во сне, она, Лита, почувствовала какую-то невероятную острую жалость. Она бросилась к маме, обняла ее, заплакала тоже и все говорила: «Мамочка...» Ничего этого уже давно Лита не делала – не называла маму мамочкой, не обнималась с ней и не плакала. А мама, посмотрев на нее во сне, сказала: «Мне так одиноко…»