Борис Иванов - Сочинения. Том 1. Жатва жертв

Первым сняли с самолета стрелка — положили в сторону на траву, затем то, что осталось от штурмана. С третьим было труднее: до него нужно было сперва добраться. Яськов потянул летчика за комбинезон — и сразу отшатнулся: живой!

— Не выдумывай, Степан.

— Живой, я тебе говорю. От покойников потом не пахнет.

С Чугуновым провозились долго, чтобы его достать, ломали и гнули все, что поддавалось. Когда наконец потащили наружу, летчик издал звук.

— Слышишь, — торжествующе заметил кладовщик, — стонет! Как живого человека бросить! Хуже грехов не бывает… А он как-никак целый!

Лицо летчика разглядели, когда положили рядом с тем, что осталось от штурмана и стрелком. Глаза пилота были закрыты, лоб, скулы, подбородок — всё поднялось сине-багровой опухолью. Дышал ртом, в уголках рта шевелилась кровавая пенка. Кровь сочилась и через вспоротый чем-то острым сапог. Когда с конем и телегой вернулся Витюха, было решено: учитель отправится с живым летчиком в Ремнево, а других — Яськов с Витюхой похоронят на деревенском кладбище.

Учитель погнал лошадь в Ремнево, потому что там был сельсовет и стояли части. По дороге несколько раз останавливался, всматривался в словно сведенное судорогой лицо пилота, пытался окликнуть: «Товарищ Чугунов! Товарищ Чугунов!..» — фамилию летчика учитель узнал по документам, найденным в планшетке пилота. Ни звука, ни движения, человек мелко и быстро дышал — значит, еще жив.

В Ремнёво Фролов въехал уже при темноте. Через село шли и шли отступающие части. «Не отставай!», «Шире шаг!» — единственные команды, которые сопровождали марш рот, шагающих плотными колоннами. У домов редкие фигуры старух и подростков. Пахло холодной пылью. Фролов понял, что его казалось бы несложная задача — передать раненого летчика военным — неисполнима. На него просто не обращали внимания. Исполнялось какое-то более значительное и не терпящее ни секунды замедления дело. За стеклами редких перегруженных автомашин те же напряженные и отрешенные лица. По краю дороги двинулся вперед. Около дома сельсовета увидел две машины и фигуры командиров. Уже не веря в пользу своего обращения, подступился к человеку с двумя ромбами в петлице, так и не припомнив, какое звание это означает.

— Что вам? — повернулся к нему полковник.

— Летчик… У меня в телеге раненый летчик.

— Какой летчик? — нахмурился командир. — Почему не мобилизованы?

Фролов приблизился к военному, в ухо шепотом проговорил:

— Товарищ командир, никто-никто не должен знать… я оставлен здесь с особым заданием… А летчик… это знаменитый летчик. Его сбили рядом с нашей деревней.

Учитель врал, когда говорил про известность пилота, лежащего у него в телеге. Но, глядя полковнику в глаза, он уже верил, да, подобранный летчик знаменит.

— Знаменитый летчик? Как его фамилия?

— Это же Чугунов!

— А, Чугунов! — полковнику показалось, что о летчике с такой фамилией он уже не раз что-то слышал. Решительно направился к «газику», в кузов которого спешно грузили какие-то ящики, мешки, кипы бумаг. У машины разгорелся спор — машина перегружена, раненого некуда положить, надо дождаться другой машины. Полковник повторял одно и то же, теряя выдержку:

— Вы что, хотите ЧУГУНОВА оставить фашистам!

И там смирились, сбросили несколько ящиков, выровняли место на кипах бумаг и с помощью красноармейцев устроили раненого.

— А твою упряжку, товарищ, — сказал полковник, — придется реквизировать. В транспортных средствах у нас острая нехватка.

— Я понимаю, понимаю, — закивал головой учитель.

Коня обошел угрюмый боец. Погладил по холке. Подбирая вожжи, спросил:

— Как животное кличут? А, Малыш. Ну, милай, считай, началась у тебя военная строевая служба. Но!

Малыш, кося глазом на учителя, тронул телегу и скоро пропал из вида, заслоненный все так же спешно и плотно шагающими колоннами.

Машина была военная, но груз везла смешанный: часть районные архивы, их сопровождали две женщины, часть штабное имущество — за него отвечал сержант. Всю ночь машина обгоняла отходящие войска, а потом пошли места тихие. В машине не знали, где у них примут груз. Но летчику, которого везли и которому ничем помочь не могли, требовался врач, больница, госпиталь. Проезжая населенные пункты, спрашивали, нет ли тут какой-нибудь санитарной части или хотя бы просто врача. Лишь под утро на одноэтажном доме рядом с дорогой прочли вывеску — «Поселковая больница им. М. И. Калинина». Шофер взбежал на крыльцо и застучал в дверь. Вышла важная фельдшерица, и сразу выяснилось, кто тут главный устроитель и блюститель порядков, что хорошие люди порядков не нарушают, а без порядка — одно безобразие и хулиганство.